«Я не знала тогда и не знаю сейчас, почему мой муж решил эмигрировать в Соединенные Штаты, ибо он так и не открыл мне истинные мотивы своего поступка: он столько всего скрывал от меня! Он продал наш дом, не сказав мне ни слова, и даже в тот момент, когда он объявил мне о том, чтобы я готовилась к отъезду и укладывала вещи, я не имела ни малейшего представления, куда мы направляемся. И только за день до отъезда из Греции я узнала, что мы едем в Нью-Йорк… Мое сердце было разбито».

Чужая душа — потемки, и все же можно предположить, что, стремясь покинуть родину, Георгиос хотел, чтобы ничто не напоминало ему об умершем сыне. Возможно, ему стало невмоготу дышать воздухом своей залитой солнцем греческой деревни, он пресытился легкими победами на любовном фронте, его угнетала мрачная семейная атмосфера или же, как сотни миллионов людей в разных уголках света, он был очарован американской мечтой.

Евангелия также не избежала этих иллюзий. Однако в ее положении путешествие через океан нельзя было назвать увеселительной прогулкой. И все же стоило их судну войти в порт Нью-Йорка, как молодую женщину охватило глубочайшее волнение, которое испытывает каждый путешественник, когда его взору открывается величественный вид на статую Свободы, символизирующую Новый Свет, а вокруг раздаются пароходные гудки, приветствующие прибытие нового корабля надежды.

Семейству Калогеропулос, как и их предшественникам, казалось в тот момент, что они стоят на пороге новой жизни. Однако их высадка на американский континент пришлась на не самый удачный день: 2 августа 1923 года скончался Уоррен Гардинг, президент Соединенных Штатов, и по этому поводу были приспущены национальные флаги. Поскольку ни Георгиос, ни Евангелия не знали ни слова по-английски, они так и не поняли, почему у нью-йоркцев были столь скорбные лица, и не придали этому значения. Впрочем, на причале их встречал соотечественник — молодой доктор Леонидас Лонтцаунис, который раньше их отправился за американской мечтой, уже год жил в Нью-Йорке и вполне освоился в этом городе, так что семейству Калогеропулос повезло.

С помощью Леонидаса Лонтцауниса они устроились в тесной квартирке в Лонг-Айленде; соотечественник помог Георгиосу и с устройством на работу — он нашел ему место заведующего аптечным киоском в торговом комплексе. Нью-Йорк как современный Вавилон состоит из множества городов в миниатюре, где компактно проживают в соответствии со своей национальной принадлежностью выходцы со всех концов света, прибывшие в Америку в надежде построить новую жизнь. Калогеропулосы не стали исключением из правил: в Нью-Йорке они питались греческой едой, общались с выходцами из Эллады, вели привычный образ жизни. Вот в таком окружении и появилась на свет Мария. Дата ее рождения впоследствии стала причиной дискуссий: правда ли, что она родилась 4 декабря 1923 года, как пишет в своих воспоминаниях ее мать, или же 2 декабря — по словам присутствовавшего при ее рождении доктора Лонтцауниса и как сама певица утверждала во всех своих интервью? В архивах госпиталя, где Евангелия родила Марию, не сохранилось никаких следов. Наверное, потому, что рождение волшебницы всегда окутано тайной…

Как бы там ни было, но в тот день выпал снег, и такое неведомое эллинам природное явление весьма удивило Евангелию. И это был не последний сюрприз, который семейству Калогеропулос преподнесла судьба. Супруги надеялись, что наконец-то Бог сжалится над ними и пошлет им мальчика, чтобы занять в их исстрадавшихся сердцах место умершего Вассилиоса. У них все было готово к тому, чтобы радостно встретить появление на свет сына… Увы! Ребенок, которого держал на руках друг Леонидас, несмотря на то, что тот был таким же крупным, как мальчик, все же оказался девочкой. У малышки были огромные черные глаза, такие же, как у брата, темные вьющиеся волосы, и она весила 11 фунтов… Однако Евангелия и слышать не хотела о девочке; целых четыре дня она отказывалась взглянуть на эту самозванку, занявшую в ее жизни чужое место.

«Мои родители ненавидели меня, — призналась однажды журналистам Каллас. — Они ждали мальчика… Кроме того, я была толстой и близорукой, тогда как моя сестра была красивой и стройной, и они обожали ее…» Примадонна столь откровенно высказывалась на публике всегда, когда хотела оправдать свое поведение. У нас еще не раз будет возможность вернуться к сложным отношениям матери и дочери, отравлявшим жизнь Марии. Возможно, великая певица что-то и преувеличивала, но Евангелия и в самом деле никогда не скрывала горечь и разочарование по поводу того, что у нее родилась девочка. Можно предположить, что всю свою не истраченную на сына любовь Евангелия перенесла на старшую дочь Джекки. И хотя мать на словах всегда это отрицала, все же в душе отдавала предпочтение старшей дочери, а Мария только занимала место, предназначенное для не появившегося на свет любимца. В детстве она ощущала себя обделенной материнской любовью, что повлияло на ее отношения с матерью в зрелые годы.

На пятый день после рождения дочери Евангелия наконец взялась за ум: она распорядилась принести ей новорожденную…

Для начала девочке надо было придумать имя, о чем раньше родители не позаботились, ожидая мальчика. Когда медсестры спросили, какое имя следует написать на бирке, прикрепляемой на запястье ребенка, мать не знала, что ответить. Ей на ум пришло имя София; Георгиосу больше нравилось имя Сесилия… В конце концов они нашли компромиссное решение: крошку назвали Марией… По крайней мере временно, пока они не найдут более подходящее для дочери имя. И только в трехлетнем возрасте родители окрестили свою дочь в греческой церкви на 74-й улице. От такого опоздания девочка ничего не потеряла, поскольку при крещении она получила сразу четыре имени: Сесилия, София, Анна, Мария… И только последнему имени повезло больше других. Крестным отцом малышки конечно же стал верный друг Леонидас, который всю свою жизнь будет опекать Марию.

В том же 1926 году она получила не только несколько имен, но и новую фамилию. Ее родители решили поменять Калогеропулос на легче произносимую американцами фамилию Каллас, что облегчало им общение с ними. За три года жизни в Америке положение семьи изменилось в лучшую сторону: Георгиосу удалось купить аптеку, и семья смогла переехать в новую квартиру. К этому времени семейство Каллас уже не только приспособилось к жизни на чужбине, но и поселилось в самом сердце Манхэттена — в Вашингтон-хайтсе на 192-й улице. Супруги обзавелись прислугой и по воскресеньям принимали гостей, преимущественно греков, ибо память о родине не отпускала этих новоиспеченных американцев.

Вновь обретенное финансовое благополучие, казалось, должно было принести мир и согласие в семью. Увы, не тут-то было! В богатой Америке, так же как и в бедной Греции, Георгиос и Евангелия все же не смогли наладить семейные отношения. И на новом месте молодая женщина продолжала мечтать о богатстве и славе. Теперь она окончательно утвердилась во мнении, что ее муж, независимо от того, по какую бы сторону Атлантического океана он ни находился, не отвечал ее запросам. Георгиосу не оставалось ничего другого, как спасаться от одиночества привычным для него способом: он по-прежнему искал на стороне то, чего ему недоставало под крышей своего дома.

Между тем Мария росла. И не только в высоту. Если в самом раннем детстве она была, что называется, красивым ребенком, то с годами превратилась в толстушку. У девочки был отменный аппетит, что, несомненно, грозило ей в будущем избыточным весом, в отличие от старшей сестры Джекки, которая уже в десятилетнем возрасте обещала стать красавицей. В дальнейшем эти прогнозы полностью оправдались.