потомить ее, подразнить, заставить дожидаться приезда — что ж, поначалу ему показалось, что расчеты оправдались. Но она вела себя как-то странно. Он много отдал бы за то, чтобы понять, что у нее в голове, и узнать, способна ли она любить кого-либо — в частности, его самого. Ему почему-то этого хотелось.

Полузакрыв глаза, он снова вспомнил, как она соблазнительна, как легко дышит ее полная упругая грудь, соски которой, казалось, вот-вот могли прорвать тонкий муслин, какие изящные и вместе с тем круглые очертания ее бедер, а кожа — прохладная и нежная, как сам шелк…

Кровь тяжело застучала в висках у Филиппа. В этот миг он даже пожалел, что обнимал ее, потому что только после этого объятия до конца понял, как нужна ему эта женщина и как бешено он жаждет ее… Без нее ему не будет жизни.

Возвращаясь на виллу, Адель заметила графиню де Легон. Та стояла, почти припав к стеклу веранды, и, казалось, не видела никого, кроме Мартена, расседлывающего лошадей. Мартен был главный конюх на Вилла Нова. Адель тоже обращала внимание на этого высокого, смуглокожего, могучего парня в вечно полурасстегнутой рубашке, из-под которой виднелась курчавая поросль на груди, парня с необыкновенно дерзким и блудливым взглядом. Графиня де Легон, похоже, отдавала ему должное. По крайней мере, наблюдала она за ним крайне заинтересованно. «Неужели? — подумала Адель, едва сдерживая смех. — Впрочем, я очень рада, что и для Беттины у нас нашлось занятие!»

Уже много раз она ловила себя на мысли, что стала говорить «у нас». Ей действительно начинало казаться, что все хозяйство князя — это и ее собственное хозяйство.

Ужин был изысканный, хотя и очень тихий — приходилось помнить о болезни старого князя. Если Тюфякин и догадывался о цели неожиданного визита Филиппа Немурского, с которым прежде был едва знаком, то ни словом не дал это понять.

Адель вела себя так, что ее ни в чем нельзя было упрекнуть: равно беседовала со всеми, трогательно заботилась о Тюфякине, смеялась и шутила так сдержанно и изысканно, что ее манеры не уступили бы манерам герцогини. На уме у нее, впрочем, было только одно: она хотела как можно сильнее очаровать принца крови, так, чтобы к концу вечера он был опьянен до конца.

Зачем ей это было нужно? Может, чтобы убедиться в своих силах? Цель ей вполне удалась, уже под конец ужина герцог Немурский заявил, что для него дорога в замок кажется крайне утомительной, а когда к его мнению любезно присоединилась графиня де Легон, князь предложил сыну короля и его спутнице располагать его домом для ночлега. Адель распорядилась насчет комнат. Когда после ужина все перешли в гостиную, мадемуазель Эрио села за рояль, решив испытать чары своего голоса еще и на герцоге. Филипп Немурский слушал, стоя рядом и чуть опираясь рукой на инструмент. Он впитывал голос Адель, казалось, всем своим существом и не отрывал от нее жадного взгляда. Порой его охватывало безумное, невероятное для светской гостиной желание схватить Адель в объятия тотчас же, на глазах у всех, почувствовать ее губы, ласкать это гибкое, изящное, сильное тело. Он пересилил себя, заведя руки за спину. Адель скользнула по нему взглядом, и глаза ее лукаво сверкнули — она чувствовала, что с ним.

И еще не знала, сможет ли отказать.

Предвидя, что Филипп будет снова добиваться своего, она тем не менее, не спешила. Не менее терпеливо, чем вчера, она устроила Тюфякину постель, проследила, чтобы лекарство, очки и сигары были у него под рукой, чтобы достаточно масла было в лампе и чтобы к его услугам были вечерние газеты. Как обычно, она провела у него полчаса перед сном. Князь спросил, собирается ли она принять приглашение в Компьен — герцог Немурский, получив недавно эполеты полковника, намеревался отпраздновать это событие большой пирушкой и приглашал Адель в замок. Она, еще сомневаясь, ответила вопросом на вопрос:

— Что вы сами думаете об этом, князь?

— Я был бы рад, если бы вы развеялись, однако мне кажется, что пирушка будет похожа на оргию.

— Вы думаете?

— Я сам военный и знаю, как празднуются такие оказии. Берегитесь, Адель, там бывают самые неприличные выходки.

— Что-то вроде того, когда уличные девицы танцуют на столах?

— Да.

— Благодарю вас, Пьер. Вы предупредили меня, и теперь я не боюсь.

В его глазах промелькнуло беспокойство. Адель, мягко улыбнувшись, села рядом, пожала руку князя и поцеловала в щеку:

— Вам не о чем тревожиться. Вас я не променяю ни на кого, даже на десятерых принцев сразу. Мне с вами спокойно, Пьер, и я хочу, чтобы вы чувствовали то же самое.

Жюдит, раздевавшая Адель, успела заметить, что мягкая улыбка госпожи, с которой она вернулась от князя, сменилась на загадочную. Мадемуазель Эрио ничего не объясняла, но горничная и так поняла: ванна более душистая и тщательная, чем обычно, новая ночная рубашка и капелька духов, нанесенная на ложбинку между грудями — это были признаки, свидетельствующие о том, что Адель кого-то ждет. Кого — это было ясно. Не скрывая лукавства, Жюдит спросила:

— По-видимому, дверь закрывать сегодня не следует, не так ли, мадемуазель?

Адель рассмеялась.

— Конечно. Думаю, сегодня мне не будет скучно.

— Желаю вам этого от всего сердца, мадемуазель.

Адель, не укрываясь, легла на прохладные простыни и, закинув руки за голову, попыталась разобраться, что же все-таки чувствует. Кокетство требовало терзать герцога как можно дольше, но это было бы слишком мучительно для самой Адель, кроме того, слишком банально. Он и так привяжется к ней, может быть, даже сильнее, чем если бы она ничего ему не позволила. Надо дать ему насладиться обладанием и самой получить от этого удовольствие, ну, а потом… потом будет видно.

Если уж на то пошло, то она заранее его обо всем предупредила.

2

Она проснулась, почувствовав прикосновение горячего рта к правому соску. Чья-то рука была переброшена через ее талию и медленно, круговыми движениями гладила спину. Дремота мгновенно рассеялась. Открыв глаза, она встретилась со взглядом Филиппа. Заметив ее пробуждение, он весь напрягся — она поняла это по мускулам у него на руке, — так, будто хотел показать, что не отступит так легко от того, что уже завоевал.

Адель, чувствуя невольный трепет под ложечкой, перевернулась набок, мягко взъерошила волосы принца и улыбнулась. От ее улыбки, довольно ласковой и поощряющей, Филипп почувствовал облегчение.

— Значит, скандала не будет, — произнес он негромко и тоже улыбнулся.

— Какой же