Спать после обеда – дело святое! А если ты с утра отстоял все положенные службы, затем едва не помер от голода, пока в трапезную подали завтрак, потом, толком не подкрепившись, заседал в думе и, наконец, с трудом дождавшись обеда, наблюдал за боярскими сварами, вместо того чтобы спокойно поесть, – так просто необходимое. Вот кто бы мог подумать восемь лет назад, что я окажусь в семнадцатом веке в теле германского принца, за которым охотится инквизиция?.. Впрочем, поймать меня им не удалось, и я добрался до Швеции, где подружился с ее будущим королем Густавом Адольфом и так понравился его отцу, что он выдал за меня свою дочь – принцессу Катарину. Хотя в этом времени я не Иван Никитин, а Иоганн Альбрехт Мекленбургский, последний из рода Никлотичей. Между прочим, прославленный полководец, победитель датчан, поляков и всех кто под руку попадется. Просто так уж случилось, что я немного знаю о путях развития военного искусства и смог так организовать свою маленькую армию, что с ней в этом времени мало кто может совладать.

Все эти таланты так впечатлили мою венценосную родню, что они отправили меня в Россию поспособствовать избранию на московский престол младшего брата Густава Адольфа – принца Карла Филипа. Совершенно невероятным образом мне удалось преуспеть в этом начинании, но шведский принц, к несчастью, заболел и умер, а на Земском соборе царем выбрали не юного Мишу Романова, а меня. Вот ей-богу, я этого не хотел! У меня и так все неплохо складывалось, но отступить в тот момент было никак нельзя. В общем, так я и стал царем. Однако скоро выяснилось, что должность эта совсем не сахар! Увы, мне, наивному: думал, вернусь с победой, отвоевав у Сигизмунда Смоленск – укреплю свою власть настолько, что смогу избавиться от некоторых изрядно надоевших боярских рож. А также изменю хотя бы некоторые замшелые порядки, привезу жену, устрою двор на европейский манер и буду жить долго и счастливо. Ага, как бы не так.

Во-первых, моя ненаглядная Катарина Карловна наотрез отказалась менять веру. Дескать, была лютеранкой и помру ей, а если твоим новым подданным не нравится – так я не новенький талер, чтобы всем нравиться. Духовенству и продолжавшему заседать Земскому собору все это, естественно, не по нутру, а потому драгоценная моя супружница продолжает проживать в европах, где твердо правит моим княжеством и воспитывает наших детей. Ну да, детей, последний мой визит в Стокгольм, когда я подобно заправскому барышнику выменял у Густава Адольфа Ригу на Новгород, имел то последствие, что старшая сестра моего венценосного приятеля родила очаровательную, как все говорят, дочку. О том, какие у меня мысли по поводу ее имени, разумеется, никто и не подумал спросить, так что малышку нарекли Евгенией и крестили в лютеранской вере. Поскольку пределов Руси я с тех пор не покидал, то маленькую принцессу Евгению еще не видел. Спасибо хоть портрет прислали.

Во-вторых, власть моя хоть и окрепла, а верноподданные неустанно благодарят Всевышнего за то, что он ниспослал им такого правителя, как мое величество, до абсолютной ей – как до луны. Все мои действия связаны очень крепкой, но при этом невидимой паутиной. Избавиться от очередной надоевшей боярской рожи, конечно, можно. Но лучше всего это сделать, отправив его на кормление в богатый город. Нет, можно, конечно, и в опалу, но тогда вся его родня будет постоянно нудить, чтобы простил. А если не простить, обидятся и начнут строить козни. Так что легче – на кормление. Но, с одной стороны, городов на эту ораву не напасешься, а с другой – он ведь там все разорит к едрене фене! Причем полбеды, если просто воровать будет. Это практически в порядке вещей, недаром управление городами и носит название «кормление». Так нет же, может просто испортить все, до чего дотянется.

И, в-третьих (по порядку, но не по значению) – обычаи. Распроклятые освященные временем обычаи! Что значит – царь-батюшка желает устроить театр? Мы Москва – Третий Рим, у нас так не принято! Как это – в Мекленбурге знатные господа ездят ко двору на приемы с женами и дочерями? Да господь с тобой, кормилец! В неметчине хоть верхом на них езди, а тут мы баб своих будем взаперти в теремах держать. А то еще сглазят их, чего доброго! Единственная отрада – ездить иногда в Кукуй к Лизхен. В принципе бояре знают, что я туда мотаюсь, но поскольку делаю это тайком – закрывают глаза. Правда, моя Лиза уже тоже не та робкая и наивная девочка, воспитанница Анны. Бывшая маркитантка раздобрела, обзавелась домом и трактиром при нем. Скопила немало денег и дает их в рост под большие проценты. Таких недоумков, чтобы отказались возвращать, еще не было, так что бизнес идет в гору. Замуж я ее сам выдал, когда она в первый раз забеременела. Нашелся среди наемников один начисто лишенный щепетильности субъект по имени Курт Лямке. Вправду сказать, Лизхен выбрала его сама. Говорят, он во время одного из сражений начисто лишился возможности иметь детей. Так это или не так, я проверять не стал, но моя маленькая маркитантка теперь замужняя фрау, ну и мне от всего этого как-то спокойней. Муж ее занимается трактиром, дело ведет старательно, разве что напивается каждый вечер, что, учитывая его ситуацию, совершенно неудивительно. Но это уже не мое дело, я тут вроде как и ни при чем, у них своя жизнь, у меня своя, просто маленькая Марта Лямке со временем получит хорошее приданое. Что «некрасиво»? Ну уж как есть.

Выспаться своему царю на сей раз не дали, поскольку из Смоленска прискакал гонец с какой-то важной вестью и незнамо как проперся через все кордоны до моих покоев. Сколько раз говорено, что, прежде чем попасть пред мои светлы очи, гонца надобно проверить, депешу прочитать, а то были, знаете ли, случаи… Нет, как об землю горох, написано «царю», значит – царю! Ох, чую, зарежут меня бедного через ваше нерадение! Правда, тут я перегибаю палку. В соседней горнице вповалку лежат мои спальники. Они и придворные, они и последний рубеж обороны в случае чего. Правда, у них, обормотов, прямая обязанность – охранять мой сон, а не… Нет, ну вот как у людей получается говорить шепотом и одновременно басом?

– Эй, вы, чего там стряслось?

– Ой, а ты не спишь, царь-батюшка!.. А мы-то тут твой покой храним, глаз не смыкая…

– Так это ты с открытыми глазами так храпел, идол?

– А тут гонец, от князя Прозоровского из Смоленска…

– И что пишет?

Гонец – молодой крепкий парень с запыленным лицом – делает шаг вперед и, сняв шапку, падает в ноги. Вот еще обычай, который меня откровенно бесит!

– Государь, королевич Владислав прибыл в Литву и собирает войско.

Новость эта хоть и неприятная, но нельзя сказать чтобы неожиданная. Мой драгоценный родственничек все это время плакался, что какой-то мекленбургский выскочка лишил его законного московского престола. Радные паны до поры до времени отнекивались, потому как врагов у Речи Посполитой и без того много, а денег как раз мало, но как ни крути, а королевич прав. Семибоярщина его в свое время пригласила на царствие, а в том, что не срослось – немалая доля моей вины. К тому же в Польше и Литве у меня много, скажем так, поклонников, желающих свести счеты.

– Долго скакал?

– Три дня, государь.

Три дня – это быстро, хотя и не рекорд. Но, в общем, человек старался.