— Ну, что ты за атаман такой! Со всеми вповалку живешь. Жена, опять же. Княгиня, не абы кто. И ты у нас теперь… почитай, князь!

— Вот так даже не шути! — одернул десятника Дурной. — Ты получше меня знаешь, кто вокруг Кузнеца вьется и что там про меня шепчут. Не надо мне новых проблем.

Турносу после битвы Санька стал доверять. Раз уж десятник его спас от смерти, то теперь и дальше с ним повязан будет. Другое дело, что и приказному Нехорошко тоже верен. И не только он. Надо эти байки про «князя» в зародыше душить.

Новой проблемой стали местные «гости». Если Аратан, Индига и Соломдига давно «прописались» в остроге, то остальных рядом с собой казаки не очень желали видеть. Дурного, с одной стороны, расстраивало, что процесс «слияния» народов постоянно сбоит. Но с другой: право жить вместе, действительно, заслужить надо. Как и доверие. Так что пришлые дауры и тунгусы начали строить выселок севернее Темноводного. Туземцам дали сухого леса, некоторые из них даже огородики успели разбить.

Санька с утра до ночи трудился на строительстве дома (своего дома!), чтобы по максимуму оправдать право на личное жильё. Иметь привилегии перед другими казаками казалось ему неправильным… Но жить в отдельном домике с Чакилган — это же чистое счастье. Молодая жена ценила вклад мужа, хотя, ей как раз казалось правильным, что жители острога что-то делают для своего предводителя.

Между тем, с юга на север, на амурские земли неуклонно накатывал май. Прекрасный, зеленый, свежий май, укутывающий весь мир сочной травой, нежными листьями. Даже вечные иголки елей, сосен и лиственниц наливались совершенно новым приятным оттенком. Хотелось жить, хотелось гулять! Рвать первые полевые цветы и дарить их любимой женщине.

Но май волновал Дурнова и по другой причине. Амур очистился от последних белых пятен, вернув себе хмурую, но благородную черноту. Вновь вернулось время навигации — а значит, пришла пора идти к Кузнецу. Опять. Ясак собран, даже с избытком. Да и из боевой добычи немало отложили. Будет чем порадовать приказного и остальных.

Хотя… Каждый визит Саньки к Кузнецу заканчивался не очень хорошо. Не было понимания. Кузнец не видел и не хотел видеть тот путь, который проповедовал беглец из будущего.

Но ехать надо.

— Уезжаешь? — всплеснула руками Чакилган. — Мы же только-только…

— Надо, черноглазая, — вздохнул Санька.

— Тогда и меня возьми! Я с тобой!

Юноше очень не хотелось говорить «нет» любимой. Но он помнил прошлое. Как познакомился с пленницей, как украл ее, как сидел за нее в железах… Незачем в Кумарском это прошлое напоминать.

— Но… Но зачем тогда ехать прямо сейчас? — искренние слезы набухали на глазах княжны. — Нельзя, что ли, позже отдать проклятый ясак?

«Можно, — не сказал вслух Санька. — Можно, родная. Но…».

Но не только «долг перед царем-батюшкой» звал Дурнова в дорогу. Манила его большая загадка. Практически, тайна.

Тайна «воровского полка».

Глава 3

«Уже в самом начале освоения Сибири, многие трудящиеся не желали терпеть над собой власть формирующегося самодержавия. Простые крестьяне, промысловики вместе с сознательными представителями служилого сословия выступали против проворовавшихся воевод, купцов, что наживались на обмане бедноты. Они поднимали восстания, объединялись, били народным кулаком по власть предержащим и бежали в Даурскую землю, которая считалась местом свободы, в котором нет эксплуатации и угнетения. Ярким примером такой борьбы стало выступление полка Михаила Сорокина…».

Николай Маркович, говоривший на диво гладко, но холодно, вдруг резко оборвал сам себя и посмотрел на Саньку, которого готовил к поступлению в вуз.

«Примерно так и будешь говорить на экзамене» — улыбнулся учитель.

«А что, на самом деле, всё не так?» — удивился абитуриент из подворотни.

«На самом деле всё не так… однозначно, — запнулся на миг Шаман. — Были и проворовавшиеся воеводы, и купцы-кровопийцы были. Но полк Сорокина в документах называют не иначе как воровским. И у этого имелись свои основания».

Тогда-то, еще в прошлой жизни, Дурной и узнал загадочную историю «воровского полка». Историю, которая развивалась прямо сейчас! Пока атаман Темноводного изо всех сил бил Минандали, а потом изо всех сил женился.

Бунт случился в верховьях Лены, на главной транспортной артерии между Прибайкальем и Якутией. В Верхоленский острог послали 40 служилых людей. Частью из якутских казаков, а частью из ссыльных. Судя по именам, были это черкасы да литвины. Среди них и начался бунт, который Михаил Сорокин готовил с зимы еще. 25 апреля 1655 года его люди открыто заявили, что самовольно пойдут в Даурскую землю и звали с собой верхоленских казаков. Но те заперлись в острожке. Сорокин забрал из церкви местное знамя и велел всем подельникам признать его атаманом и никаким более воеводам не служить. Восставшие тут же стали грабить местных и купцов с промышленниками, что проплывали по реке. Отовсюду стекались в «воровской полк» крестьяне, кабальники и гулящий люд. Благодаря грабежам, они были хорошо снабжены и вооружены. В начале мая отряд пошел по реке, грабя направо и налево. Иных купцов обдирали на несколько тысяч рублей! Это… по словам самих купцов. «Три портсигара замшевых», ну, вы в курсе.

Совсем скоро, 15 мая, Сорокин нападёт на Усть-Кут, где идет богатая по местным меркам ярмарка. Служилые запрутся в острожке, но торговые развалы достанутся сорокинцам. Более того, 18 мая здесь на «воровской полк» наткнется караван с оружейной казной! Сорокин велит всё отдать ему, но охрана встанет на защиту государева имущества насмерть — и бунтовщики уступят. У них и так всего много.

В это же время в другом отряде служилых поднял бунт брат Михаила, Яков. Он вовлек в мятеж 25 казаков, остальных членов отряда разоружили и раздели. Собрав местных недовольных, Яков осадит столицу воеводства Илимск! Потом двинется вслед за братом, который пойдет вниз по Лене. 25 мая Яков снова осадит острожек в Усть-Куте, но также не сможет его захватить и подожжет.

Отряды соединятся, и общая численность «воровского полка» достигнет трех сотен, среди которых более 50-ти — это опытные профессионалы. Поскольку вся Лена уже гудела, и отовсюду сюда стекались верные властям силы, «воры» вошли в Олёкму и направились на Амур по давно известному пути.

Вот…

Беда в том, что больше никто и ничего о «воровском полке» не слышал. Три сотни отлично вооруженных людей на многих дощаниках просто растворились! Они не вернулись назад, так как воевода Оладьин поставил на Олёкме заставу. Но и на Амуре их не видели. Огромная толпа, не сильно уступающая по числу полку Кузнеца, просто исчезла.

«Есть только одно упоминание, — добавил тогда учитель. — Косвенное. В 1656 году Кузнец писал в очередной отписке, что узнал, как в прошлом году (то есть, в 55-м) дючеры напали и