Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Амелия резко затормозила и едва не споткнулась. Фигура отца выпрямилась. Он смотрел на неё холодно и недовольно.
– Тебе не говорили, что бегать по лестнице – не достойно молодой воспитанной леди? – прозвучал строгий, резкий голос. – Мисс Торндайк, вы не смогли донести до моей дочери самые простые правила приличия?
Гувернантка что-то невнятно пробормотала в своё оправдание и, поднявшись по ступеням, крепко схватила Амелию за руку. Мистер Ричардс не слушал её. Он резко развернулся и, больше не оглядываясь, проследовал в свой кабинет.
Ох, и досталось девочке в тот день от учительницы. Сначала она долго отчитывала воспитанницу, потом, когда немного успокоилась, сказала:
– То, что ты проявила сегодня непослушание и невоспитанность – это ещё полбеды. Ты, видимо, думаешь, что кроме твоего папы и меня этот проступок никто не видел? Ошибаешься. Твоя бедная мама, которая умерла так рано и попала на небеса, конечно, всё видит сверху. Родители несут ответственность за своих детей, даже находясь в царстве божьем. Любое твоё вранье, шалость или дерзость становятся её грехами. Очень скоро душа твоей мамы может попасть в Ад за твои поступки. Ей предстоит снова и снова, мучаясь, умирать в кипящем котле. Подумай об этом, прежде чем в следующий раз сделаешь очередную гадость.
Амелия на мгновение представила себе, описанную гувернанткой картину, и ей стало так страшно, что даже скрутило живот. Девочка прикусила губу, чтобы не застонать. Мисс Торндайк внимательно наблюдала за ней и кривила губы в подобии улыбки.
«Нет, – подумала девочка. – Она нарочно пугает меня. В церкви на воскресных проповедях и в Библии говорится о том, что каждый человек сам ответит перед Богом за свои поступки». Эта мысль словно открыла Амелии глаза. Раньше она без рассуждений верила всему, чтобы ни сказала гувернантка, но теперь воспитанница стала замечать, что её наставница часто говорит или действует просто, чтобы запугать её.
Впрочем, это открытие не сделало жизнь Амелии лучше. Мисс Торндайк после того случая стала ещё злее. За два года она превратила воспитанницу в подобие бледной тени, качающееся от недосыпания и голода и вздрагивающее от любого громкого звука. Девочка часто болела, но даже тогда гувернантка не позволяла ей пропускать занятия. Жалобы на плохое самочувствие учительница просто игнорировала, считая лишь предлогом, чтобы отлынивать от учёбы. Даже обмороки, начавшиеся у Амелии, гувернантка сначала не воспринимала всерьёз. Однако, вскоре произошла трагедия, изменившая привычный ритм жизни.
В тот день у девочки должно было состояться занятие по верховой езде. Конюх заметил, что Амелию качает от слабости, лицо её бледное до синевы, а под глазами пролегают тёмные круги. Он пытался предостеречь, что в таком состоянии молодой хозяйке лучше не садиться верхом на резвую норовистую кобылу, но мисс Торндайк отчитала его, заявив, что леди из высшего общества как раз и отличает от деревенщины белизна кожи. Пришлось конюху оставить своё мнение при себе и помочь Амелии забраться в седло.
Как не старалась девочка сидеть прямо, её всё время клонило вперёд и шатало из стороны в сторону при каждом шаге лошади. А когда кобыла перешла на галоп, Амелия не удержалась и выпала из седла. Гувернантка первой подбежала к рыдающей воспитаннице, и сразу заметила у неё неестественно вывернутую в сторону стопу правой ноги. Не говоря ни слова, тщедушная мисс Торндайк неожиданно легко подхватила бедняжку на руки и унесла в дом.
Впервые Амелия увидела на худом и вечно злом лице учительницы испуганное выражение. Уложив девочку на кровать в её спальне, гувернантка трясущимися руками стала снимать с неё костюм для верховой езды.
– Какая ты всё же упрямая! – ворчала женщина, и голос её дрожал не меньше, чем пальцы. – Зачем ты полезла на лошадь, если ощущала слабость? Ты должна была сразу сказать мне про своё недомогание!
– Я пыталась сказать вам об этом с утра, но вы же велели мне молчать, – тихо оправдывалась Амелия, чувствуя, как в ноге при малейшем движении вспыхивает боль.
– Вздор! Я запрещаю тебе болтать всякую ерунду или спорить со мной, но если у тебя обморок – это же совсем другое! – мисс Торндайк начала потихоньку стягивать с ноги девочки сапожок, и Амелия закусила губу, чтобы не закричать в голос. Ей показалось, что в лодыжку втыкают раскалённые металлические гвозди, и перед глазами вспыхнули яркие искры.
– Ну вот, ничего страшного, – осипшим голосом известила гувернантка и быстро укрыла подопечную одеялом. – Всего лишь вывих. Я раздобуду холодную воду и полотенца, чтобы сделать компресс. К вечеру всё пройдёт… Ещё принесу с кухни кусок пудинга. Кухарка сегодня расстаралась. Пудинг просто тает во рту. Ты только с кровати не вставай. Можешь даже поспать.
Амелия не могла поверить своим ушам и глазам. Мисс Торндайк вдруг потеряла всю свою строгость и стала приторно услужливой. Она даже спину перестала держать прямо, а вся как-то странно сжалась и сгорбилась, внезапно постарев.
В тот же миг за дверью послышались быстрые шаги, и в комнату без стука ворвался отец Амелии. Мистер Ричардс был не один. За его невысокой кряжистой фигурой, облачённой во фрак, маячил тот самый конюх, что помогал Амелии сегодня сесть на лошадь.
– Где моя дочь?! – громко вопросил хозяин, обводя широкое помещение грозным взглядом из-под сдвинутых густых бровей.
– Я тут, – девочка слабо вскинула руку, привлекая к себе внимание.
Мисс Торндайк стала пятиться к стене, пока не упёрлась в неё турнюром. Её лицо побелело, словно алебастровая маска.
– Мне доложили, что ты сегодня упала во время верховой езды, – мистер Ричардс подошел к кровати девочки. – Как ты себя чувствуешь? Что-нибудь повредила себе?
Амелия ощутила, как её лодыжка болезненно пульсирует под одеялом. Это было очень неприятно, но ведь мисс Торндайк сказала, что её нога к вечеру перестанет болеть. Девочка украдкой посмотрела на гувернантку, та прижала руки к груди и едва заметно отрицательно помотала головой.
Конюх явно нажаловался отцу, сказал, что учительница заставляла маленькую госпожу забираться на лошадь. Если девочка сейчас подтвердит это, то наверняка гувернантку накажут. Несмотря на то что мисс Торндайк была строга с ней, а иногда даже жестока, воспитанница не испытывала к ней ненависти. А ещё Амелия очень боялась гнева отца. Девочке казалось, что он разозлится на неё за то, что у него такая неумелая и никчёмная дочь, и больше не захочет её видеть.
Нельзя было сейчас расстраивать папу. Сегодня вечером он должен был отплыть в Америку по поручению самой королевы Виктории, и лишние переживания для него были бы совсем некстати.
– Я сама виновата, – тихо проговорила Амелия. – Не удержалась за поводья – вот и упала. Немного ушиблась, но сейчас уже всё хорошо.
Мистер Ричардс с шумом выдохнул воздух. Его взгляд стал теплее, брови уже не хмурились.
– Я очень испугался за тебя, Амелия. Ты мой единственный ребёнок, и должна знать, что даже если я постоянно пропадаю на службе, то это не значит, что я не думаю о тебе. Обещаю, что как только вернусь из Америки, мы будем чаще проводить время вместе. А вы, – он повернулся к мисс Торндайк, – проследите, чтобы моя дочь лучше питалась. Эта глупая мода на болезненную аристократичность зашла слишком далеко. По всей Англии молодые девушки доводят себя до могилы, травмируя внутренние органы корсетами, или умирают от истощения в погоне за утончённостью.