— этого хватает. И тебе хватит, в случае чего. Но, по сути, мы своеобразный «Дворец без Дворца». Мы вынуждены пользоваться чужими языками Алгоритмов, потому что не можем воспользоваться Южным Дворцом.

— У всех Первых свой язык Алгоритмов, — сказала Лия. — Бывает, что в семейных парах прижился только один из языков. А языком, например, Игоря пользуются три планеты и треть всех Сеяных. Но ты — тоже Первый. Ты просто не открыл свой язык. Либо запрятал его знание где-то очень далеко.

— Кстати, про знания! — подал голос Энтон. — Мы тут раздобыли древний пси-программаторский шлем. Но у нас нет нормального паяльника. Нет ничего на примете? И, может, картриджей в придачу?

* * *

— Ну, тогда мне придётся тебя убить, — абсолютно спокойным тоном сказал Богдан.

Я зажмурился и сжал кулаки, готовясь сражаться.

Глава 2

Язык

Время замедлилось. Навыки рукопашного боя и скоростного вызова Алгоритмов, заложенные кем-то из Первых в мой разум ещё во время моего многовекового сна, теперь пробуждались, соединяясь с новыми знаниями.

В меня летело вращающееся лезвие, нацеленное на шею, две раскалённые цепи выросли из пола и тянулись к рукам, готовясь обездвижить. В моей руке возник клинок — всё такой же невидимый, как раньше, и теперь я понимал, что держу кусок чистого вакуума, способный сокрушить всё. Отбил лезвие, раскроив его на две части. Толкнул воздух, прочитав что-то на смеси русского матерного и айтишного английского. Волна пролетела по залу, повалив десяток «статуй» и отбросив Богдана назад.

Но Богдан быстро очухался — махнул рукой, и огромная горгулья с потолка полетела прямо на меня.

— [Деплой Амбрелла, Нахрен]!

Двухтонный кусок гранита разбился о зонтик, возникший над головой, куски засыпали капсулу, разлетелись по залу. Следом в меня полетел огненный смерч, я закрылся в воздушном пузыре, но даже через толщу воздуха чувствовал жар и запах опалённых волосков на одежде.

— [Апплэй Чешуя, ****ь]!

В жизни я матерился крайне мало — только в состоянии стресса, когда ударяюсь обо что-то, или в тех редких случаях в юности, когда приходилось драться. Неужели это и есть мой язык?

Моё тело покрылось сверкающей полупрозрачной чешуёй. Воздух стал тягучим, дышать стало труднее, движения стали чуть медленнее. Но это помогло — в меня полетела сотня пик и мечей, вырванных из лап стоящих вокруг нас окаменевших скра. Половину из них отбил мой клинок, половина отскочила от одежды, как карандаш от резинового коврика.

— Умный, что ли? — оскалился Богдан. — Ну и что мне с тобой делать?

Стало темно, вокруг меня образовались бетонные стены. Жидкий раствор полился сверху, погребая под собой. Взмах мечом — и слетела бетонная крышка, брызги раствора разлетелись по залу.

— [Деплой левитэйшн фанкшн, сцк!]

Прыжок — и я освободился от плена, взлетел выше, почти под самый потолок. Завис в воздушном пузыре, нацелился вниз и выделил область вокруг Богдана.

— [Гроуп пипл, Анфризинг, нах, ресторе мувинг функшн, нах]!

Полтора десятка скра, окружавших Богдана, ожили. Конечно, спасти их разум после криогенной заморозки я не мог, но вот заставить их двигаться. В общем, я создал первых в моей жизни зомбей.

— Ах ты…! — рявкнул Богдан и мигом притянул в ладонь здоровенную секиру у кого-то из противников.

Впрочем, махал он ею недолго — снова прошептал что-то — и они рассыпались песком, как сломанные глиняные войны.

— Ладно, попробуем по-другому!

Вокруг моего воздушного пузыря, который переливался плёнкой в метре от меня, зашипело, задымилось что-то. Алгоритм, который я вызвал — или, может, только что интуитивно сочинил? — забирал воздух через плёнку пузыря, но фильтровать его по химическим элементам я не додумался. Через миг глотку и кожу лица обожгло чем-то едким и злым, я зашёлся в кашле, сжался, и начал падать прямо на корпус реактора.

— [Экзекьют фильтрэйшн эйр, млин!]

Я уже догадался, что ругательная частица в конце — это что-то вроде завершающей директивы «done» или кнопки «Enter». Воздух мигом стал чистым.

— Ты чего такой живучий? Мне даже жалко тебя убивать! — услышал я. — Может, передумаешь?

— А мне вот тебя хочется, честно говоря. Ой как хочется!

— Ладно, тогда…

Он не договорил, подпрыгнул и полетел прямо на меня. Вонзился в мой воздушный пузырь, словно таран в неприступную стену, тяжёлые руки обхватили шею. Мой враг, чья Способность позволяла изобрести тысячи разных способов убийства, просто принялся меня душить. На какой-то миг меня больше возмутила неизобретательность, чем сам факт того, что меня пытаются убить.

— Какой ты скучный, чувак! — прохрипел я, а затем добавил. — [Экзекьют дриллинг, ап дирекшын, мув ап, нахрен!]

Я высвободил руку, выставил меч вверх, и мы закрутились волчком, врезаясь стальными макушками в каменный свод бункера.

Враг держался крепко. В полузакрытых глазах уже мелькали белые мошки — было всё сложнее дышать, казалось, чуть-чуть — и откроется знаменитый белый коридор в конце туннеля. Вскоре вокруг нас полетели раскалённые куски гранита, затем комья глины, водоносный песок, зашипевший под невидимым раскаленным сверлом, все это скользило по спинам, плечам и ногам, обдирая их через мою переливчатую брону. Я чувствовал, как хрустят мои рёбра и кости, из моей груди вырвался хриплый стон. Руки моего неприятеля ослабли, но не от боли — похоже, его вестубулярный аппарат не был готов к таким испытаниям. За песком были камни, затем снова глина, затем снова гранит — уже не натуральный, а гранит блоков фундамента.

Треснули и разлетелись в пыль трухлявые многовековые доски перекрытия дворца. Затем треснул потолок, часть стены, затем следующие перекрытия, и, наконец, крыша.

Мы всё ещё летели вверх. Пальцы на моём горле разжались. Я развернулся вниз спиной, резко остановился на высоте в сто метров и выставил руку вперёд, откидывая моего противника вниз.

Он пролетел и рухнул бесформенным куском израненной плоти на землю внутреннего двора заброшенного поместья. С горы