– Странно? Пожалуй, – согласился Смайли. – Кто бы мог подумать, что невестой Дениса станет студентка из России, а найдем мы ее в тихом вампирском городке? Но странно – это не всегда неправильно.

– Я кожей чувствую, как это все неправильно…

– Именно сейчас? – Смайли иронично скривил угол рта. – А все, что с тобой происходило начиная с прошлой осени, – это казалось тебе правильным?

Крыть было нечем. Оставалось признать, что когда с тобой на протяжении долгого времени происходят неправильные вещи, то это значит, что неправильность не в вещах, а в тебе самой. Мир, принимая твою неправильность, послушно дает трещину, и вот уже ты заходишь в книжный магазин, чтобы купить учебник к ближайшему экзамену, а в результате оказываешься на борту самолета, выполняющего рейс Москва – Лионея. В качестве почти официальной невесты наследника лионейского престола. В сопровождении начальника королевской службы безопасности, которого зовут Роберт Д. Смайли и который, между прочим, натуральный английский гном.

Кому-то такой поворот событий мог показаться подарком судьбы, но только не Насте. Уж она-то знала, что две эти точки соединены отнюдь не прямой дорогой, вымощенной золотыми кирпичиками. Молочных рек с кисельными берегами по пути тоже не наблюдалось, равно как и принцев на белых лимузинах и рассыпанных под ногами лепестков роз… Путь, который проделала Настя из пункта А в пункт Б, не был похож ни на веселенькую загородную поездку, ни на комфортабельный туристический вояж.

На что же он был похож? Пожалуй, на медленную прогулку неуверенным шагом по темным залам паноптикума, причем многие из экспонатов в этих залах внезапно оказывались живыми. И еще одна важная деталь – вдруг оказалось, что между ними и Настей нет разделительного стекла, поэтому иногда она чувствовала их зловонное дыхание, иногда слышала плотоядное причмокивание, а иногда ощущала тяжелое прикосновение грубой и явно нечеловеческой лапы.

А иногда она чувствовала их острые зубы.

2

И все же она разволновалась в те последние минуты перед посадкой, но вовсе не из страха, что шасси отвалятся и самолет пузом грохнется на летное поле. Она боялась увидеть, как Лионея из набора картинок превращается в реальность, как люди с фотографий обретают плоть и кровь, как они становятся частью ее, Настиной, жизни и, в свою очередь, хотят затащить Настю в лионейские глянцевые пейзажи… Она схватила наушники и прибавила громкость, чтобы музыка заглушила всё, и пульсацию страха в Настиной крови тоже.

Потом музыка пропала, и в наушниках возник голос стюардессы, которая на трех языках сообщила, что самолет совершил посадку, что температура за бортом…

– Всё, – сказал Смайли, снимая наушники с ее головы. – Мы дома.

Наверное, на Настином лице не читалось особого восторга, поэтому Смайли добавил:

– И нас ждут. Давай проявим вежливость, ладно?

– Я не хочу, – пробормотала Настя. Это касалось не предложения проявить вежливость, это касалось фразы Смайли насчет того, что «мы дома». Настя пока не чувствовала себя этим мы и не представляла, что Лионея может когда-нибудь стать ее домом. Она не хотела такого дома, но – маленькая проблема – другого дома у нее сейчас не было.

Тем не менее она проявила вежливость, в той степени в какой это было возможно, а возможно было лишь изобразить робкую улыбку, в то время как Настины руки неосознанно сплелись на груди в защитном жесте. Но и эта малость оказалась излишней, потому что стоявшая неподалеку от трапа Амбер Андерсон не ожидала от нее никакой вежливости и, соответственно, ничего не предлагала взамен. Насте достался прохладный скользящий взгляд и сдержанное движение подбородком, после чего Амбер шагнула навстречу Смайли и спросила по-английски:

– Роберт, ты привез письмо?

– Да, – сказал Смайли и сделал жест в сторону Насти, пытаясь провести что-то вроде официального знакомства, но Амбер выказала полное отсутствие интереса к этой процедуре. Она положила руку на плечо Смайли и стала что-то негромко говорить ему, отчего устремленное кверху лицо Смайли становилось все более хмурым. Настя даже не пыталась вмешаться в их разговор или напомнить о себе, она просто стояла и ждала, чем все это кончится.

Кончилось тем, что Амбер и Смайли, не переставая разговаривать и шаг за шагом удаляясь от Насти, вплотную подошли к черному микроавтобусу, и там, когда уже отъехала дверца и Амбер поставила ногу на подножку, Смайли наконец спохватился и показал в сторону Насти. Она не слышала, что именно сказал Смайли, зато ответ Амбер был достаточно громким и ясным:

– Зачем ты привез ее с собой?

Настя резко отвернулась от них, испытывая сильное желание подняться в самолет, забиться в конец салона и ждать, пока ее не увезут отсюда. Но на пути между нею и трапом оказался Армандо, и Настя едва не врезалась носом ему в подбородок.

– Извини, – пробормотала она и услышала за своей спиной звук работающего двигателя. Микроавтобус тронулся с места.

– Отлично, – сказала сама себе Настя. – Просто замечательно. И в самом деле, зачем он привез меня с собой? Чтобы королевской семье было кого ненавидеть, кого обвинять в исчезновении наследника?

Армандо вместо ответа показал на ожидающую их машину.

– И все-таки, – Настя посмотрела на него в упор. – Какого черта я тут делаю, а? Мне тут совсем не рады, я уже поняла. Эта Амбер…

– Очень расстроена, – произнес Армандо. – Потом ты увидишь, что она не такая уж и плохая женщина…

– Надеюсь дожить до этого дня.

Настя двинулась было к машине, как вдруг позади раздалось недовольное:

– Это куда же вы меня привезли?!

Настя обернулась. По трапу спускался Иннокентий, точнее одна из стюардесс помогала ему сохранять равновесие при спуске, а сам Иннокентий озадаченно оглядывался по сторонам и безостановочно брюзжал. Настя непонятно почему улыбнулась. Иннокентия было сложно назвать другом, его сложно было назвать человеком, но почему-то здесь и сейчас Настя восприняла его появление как приятную неожиданность.

– Ты разве был в самолете? – спросила она. – Я тебя там не видела…

Иннокентий изуродованной кистью убрал с лица растрепанные седые волосы и подмигнул Насте:

– Можешь считать, что я летел за самолетом. Знаешь, когда-то… – По мере того как губы Иннокентия произносили эти слова, взгляд его становился все более озабоченным. – Когда-то… – повторил он уже безо всякой иронии, скорее растерянно. – И все-таки, куда же это меня привезли? – спросил Иннокентий не Настю, а самого себя, потом обнаружил рядом миловидную стюардессу и так широко ей заулыбался, как будто все опасения и вопросы нашли немедленное и счастливое разрешение. Иннокентий был пьян примерно в той же степени, что и во время памятной встречи в «Трех сестрах».

– Это Лионея, – сообщила ему Настя, но Иннокентий пропустил сообщение мимо ушей, ведя разговор то ли с самим собой, то ли со стюардессой: