встреча с милиционером, радостным не назовешь. Да и сама личность майора, эта его одутловатая свиная физиономия с заплывшими, тусклыми, как у снулой рыбины, глазами сделала бы знакомство крайне неприятным, даже если бы оно произошло на свадьбе или именинах.

Коротко говоря, года полтора назад на Журбина наехали, причем сделано это было в фирменном стиле лихих девяностых. Сначала был телефонный звонок с требованием ежемесячных отчислений за обеспечение безопасности (на которую, к слову, до сих пор никто не покушался). Журбин вежливо послал звонившего ко всем чертям и направился прямиком в милицию, где и состоялось упомянутое выше знакомство. Сидевший за захламленным письменным столом в тесном прокуренном кабинете человек в потрепанном цивильном костюме с кислым видом поведал Анатолию Георгиевичу, что не видит оснований для каких-либо официальных действий: единичный телефонный звонок – не повод к возбуждению уголовного дела или взятию драгоценной персоны господина Журбина под усиленную милицейскую охрану. И потом, что значит – выделить охрану? Господин Журбин – не президент, не премьер и даже не спикер Государственной думы, а здесь ему не благотворительная организация, чтобы днем и ночью караулить его на общественных началах. Нет, конечно, за определенную сумму… ну, вы же сами все понимаете, верно?

Журбин подтвердил, что действительно все понимает, и обещал подумать. В тот же день за час до открытия в помещение ресторана ворвались двое неизвестных в масках и кожаных куртках, основательно поработали там бейсбольными битами и скрылись, не вступая в переговоры с перепуганным насмерть персоналом. Ресторан пришлось закрыть на целую неделю; Анатолий Георгиевич едва-едва начал подсчитывать убытки, когда в подъезде собственного дома его подстерегли и довольно чувствительно оскорбили действием все те же неизвестные в масках. Состоявшийся по ходу дела разговор опять касался денег; сумма была названа решительно несуразная, и уже наутро Журбин снова сидел в кабинете майора Молоканова, обсуждая условия взаимовыгодного сотрудничества.

Подозрение, возникшее у него уже тогда – что Молоканов лично приложил руку к этому гангстерскому наезду, – со временем превратилось в твердую уверенность. Майор был настоящий упырь, стопроцентный оборотень в погонах, но, беззастенчиво беря деньги, он частенько оказывался весьма и весьма полезным, содействуя Анатолию Георгиевичу в решении самых различных, порой весьма сложных и щекотливых, вопросов.

Но истинную цену этому сотрудничеству Журбин узнал только теперь, после злосчастного происшествия на загородном шоссе. Деньги за решение этой проблемы Молоканов запросил немалые, зато провернул все так, что комар носа не подточит. Ей-богу, было трудно поверить, что какой-то несчастный майоришка способен перекроить и вывернуть наизнанку такое, казалось бы, простое и очевидное с точки зрения закона дело, как наезд в пьяном виде на пешеходов, повлекший смерть двух и более человек.

Так вот: он смог. В результате его стараний дело попало в руки судьи в таком виде, что из его материалов невозможно было понять, кто из участников ДТП на самом деле был пьян, а кто трезв как стекло, кто откуда выскочил, произошло это в зоне обозначенного пешеходного перехода или на скоростном участке трассы… Протокол, составленный на месте происшествия, куда-то волшебным образом исчез, а документ, появившийся вместо него, казалось, был составлен питекантропом, который переел мухоморов. Вообще, Молоканов утверждал (и Журбин ему верил), что никакого судебного разбирательства просто не было бы, если бы в дело с самого начала не вцепились журналисты. Но эти щелкоперы остались с носом: суд вынес оправдательный приговор, а матерные угрозы безутешного вдовца лишь придали событию выгодную для Анатолия Георгиевича эмоциональную окраску. Молоканов, хоть и сволочь, был настоящий волшебник: ему удалось устроить и уладить все, да так ловко и гладко, что даже присутствие в машине проституток осталось тайной для всех, и в первую очередь для мадам Журбиной.

Упомянутая мадам в данный момент наслаждалась средиземноморскими видами, а ее супруг праздновал победу, попутно тоже наслаждаясь – во-первых, самой победой, во-вторых, отсутствием домочадцев, а в-третьих, доносившимися снаружи соловьиными трелями. Закуривая последнюю перед сном сигарету, ресторатор Журбин лениво, как о чем-то далеком и нереальном, думал о возможной мести со стороны безутешного тракториста – вернее, о попытке мести, поскольку причинить обидчику какой-либо реальный вред у этого деревенского алкаша были руки коротки. Что он сделает – выследит Анатолия Георгиевича в чужом огромном городе и попытается убить? Наймет киллера – такого же, как сам, неумытого пьяницу в растянутых спортивных штанах китайского производства и с ржавым кухонным ножом? Нет, Молоканов явно перегнул палку, когда советовал хотя бы на первое время нанять охранника в каком-нибудь частном агентстве. Было бы от кого защищаться!

Совесть Анатолия Георгиевича была спокойна. С момента происшествия минуло уже без малого полгода, первый шок прошел, а теперь, после вынесенного судом оправдательного приговора, было очень легко представить, что события той злосчастной ночи просто привиделись ему в пьяном ночном кошмаре. А почему бы и нет? Газетные публикации, телевизионные репортажи, слезливые вопли овдовевшего тракториста и даже собственные смутные воспоминания – все это трепотня, эмоции, пустой звук, не имеющий законной силы. Законную силу имеет только решение суда, согласно которому он, Анатолий Журбин, ни в чем не виновен. Так с чего б ему, в самом деле, мучиться угрызениями совести?

В темных кустах по ту сторону забора, откуда по-прежнему доносились заливистые, щелкающие соловьиные трели, что-то слабо блеснуло отраженным электрическим светом, как будто один из ночных певунов, наконец-то подыскав себе партнершу, по перенятому у людей обычаю перед началом брачных игр накачивал ее шампанским. Журбин машинально подался вперед, строя ленивые догадки о природе наблюдаемого явления; в кустах опять воровато блеснуло стекло, а затем раздался короткий, неслышный за соловьиным концертом звук, похожий на удар резиновым молоточком по донышку кастрюли. Остроносая винтовочная пуля, просверлив в черном бархате майской ночи прямой, как стрела, тоннель, безошибочно нашла цель. Выстрел пришелся точно в переносицу, и, даже не успев ничего почувствовать, столичный ресторатор Журбин в одно короткое мгновение переместился в весьма отдаленные края, где его с нетерпением дожидались те, о ком он так старался забыть.

* * *

Тщательно убрав излишки масла при помощи мягкой фланели, Юрий Якушев неторопливо, со вкусом собрал винтовку, присоединил шомпол, поставил на место оптический прицел и напоследок еще раз протер линзы чистой фланелью. Десятизарядный магазин с коротким металлическим щелчком вошел в гнездо; плавным движением подняв винтовку к плечу, Юрий прицелился в окно, взял на мушку торчащую на крыше дальней девятиэтажки антенну сотовой связи, легонько толкнул себя в плечо прикладом, имитируя отдачу, и одними