— Очень хорошо! — одобрил доктор и вновь зарылся в свои бумажонки.

Некоторое время он читал в них что-то — видимо, показания санитаров, которые «приняли» Казарина в тот день, когда произошел ядерный взрыв, и тихонько бормотал себе под нос:

— Зрительные, слуховые и тактильные галлюцинации в период прекращения приема алкоголя… Отлично… Речь больного бессвязная, выкрикивал отдельные реплики, разговаривая с невидимым собеседником… Замечательно… Вспышка агрессии, избил сожительницу из ревности… Изумительно! Когда вас настиг приступ? В темное время суток? Все верно, так и должно быть. Поздравляю: у вас алкогольный делирий! — резюмировал врач и снова что-то пометил в истории болезни. — «Пушистая» к вам прибежала. Белочка горячечка…

— При белочке чертей видят, а не Берию… — пробурчал Артем.

— Ну, это зависит от общего уровня культуры и образования… — мягко протянул врач. — Видят не обязательно именно чертей, а то, во что верят, чего боятся! В стародавние времена в деревне добры молодцы, поддавшиеся на искушение зеленого змия, и впрямь лицезрели бесов — потому как верили в их существование безоговорочно! А нынче их даже старые бабки не боятся. Гагарин в космос летал — Бога не видал! А раз нет Бога, то и чертей, следовательно, тоже не бывает. Сейчас у людей совсем другие фобии. После двадцатого съезда, например, и развенчания культа личности все стали бояться Берию. Его уж нет давно, а все равно боятся! Прямо пугало какое-то, а не политический деятель! Вот и к вам он приходил. А мог бы пригрезиться не Берия, а, скажем, ваш начальник. Если вы его боитесь, конечно. Или любое другое антропоморфное существо. Самое же интересное во всем этом — то, что вы действительно его видели…

Казарин в крайнем изумлении воззрился на врача, а потом с чувством проговорил:

— Спасибо вам, доктор! Спасибо за то, что поверили! Мне ж никто не верил! Даже баба, с которой сплю, и та — как все! Бросай, говорила, пить, Артем, — вот и весь сказ! А вы — поверили…

— Не стоит благодарностей, — успокаивающе проговорил врач, втайне довольный впечатлением, произведенным на пациента. — Я не поверил — я знаю. Дело в том, что в человеческом глазу есть одна ма-а-аленькая клетка. По форме она как раз напоминает некий силуэт с руками и ногами, который при соответствующем настрое можно принять хоть за черта, хоть за Берию, хоть за вашего, извините, начальника. В нормальном состоянии она не видна. Но зато в состоянии белой горячки ее прекрасно видно! Отсюда и видения чертей. Или Берии — как вам будет угодно.

— А ничего, что у меня вся эта херня началась задолго до запоя? — Артем побагровел, сообразив, что врач его обманул, чтобы понаписать теперь всяких гадостей в своих бумажках, и с вызовом продолжил: — Как вы ЭТО сможете объяснить?

— Шизофрения, надо полагать… — с удовлетворением кивнул доктор, и в истории болезни пациента Казарина добавилась очередная строчка. А потом пробормотал еле слышно себе под нос: — Шизофрения, как и было приказано…

— Кем приказано? — заорал Артем так, что в зарешеченном окне дрогнули стекла. — Козлюком?! Или самим Сидором Карпычем? Это по их указке меня сюда упекли?! Слышь, ты, доктор — клизму пропил!..

— Если вы не прекратите крики, их прекратим мы. — Врач был по-прежнему совершенно спокоен, он выполнял ежедневную, набившую оскомину работу.

Казарин сгорбился и устало обхватил голову руками. Он уже видел, как расправляются здесь с буйными. Привязывают к кровати так, что невозможно пошевелиться. Избивают черенком швабры, обмотанным тряпкой, чтоб не осталось синяков. И наконец, закалывают нейролептиками, пока человек не превращается в неподвижный, ничего не соображающий овощ. Вспышка гнева прошла столь же внезапно, как началась, уступив место глубокой апатии и отчаянию. Ни с того ни с сего (опять эйдетика!) всплыли в памяти печальные пушкинские строки:

— Но ведь шизофреники-то не понимают, что с ними творится что-то не то? — наконец выдавил из себя Артем последний аргумент. — А я-то понимаю! Значит, я уже не шизофреник? Или не совсем шизофреник?

— Как же вы сами объясняете то, что вы видели? — поинтересовался врач. — И Берию, и видение катастрофы этой, и то, что с вами якобы происходило раньше — на кладбище, в подземном ходе?

Казарин надолго задумался, а потом медленно проговорил:

— Я думаю, что все эти глюки посетили меня не просто так. В этом чувствуется некий пока еще не понятный мне план… Да что вы морщитесь, дослушайте сначала! Я расследовал страшное преступление — зверское убийство ребенка на сексуальной почве! И все мои видения, несомненно, имеют к нему непосредственное отношение! — Во время своей пламенной речи Артем все больше и больше распалялся: — Не ошибусь, если скажу, что в них содержится ответ на вопрос о том, кто совершил убийство! Однако там, откуда пришли ко мне эти видения, вся информация хранится в непривычном нам формате. И поэтому при ее, так сказать, перекодировке в видимые мне образы получилась такая вот малопонятная каша. Но все, что я видел, несомненно, имеет глубочайший потаенный смысл! Короче, проблема перевода. «Испорченный телефон»! Доктор, вы должны мне помочь разгадать суть этих образов! Во имя науки и во имя справедливости! Убийца должен быть найден и наказан! Иначе преступлениям не будет конца!

Врач успокаивающе покивал Казарину:

— Конечно, дорогой мой, разумеется, я вам обязательно помогу! Вы, главное, не волнуйтесь! В последнее время мне часто доводится слышать от разных пациентов, что им снятся или даже грезятся наяву различные глобальные катастрофы или даже «конец света». Да мне самому иногда такое снится! Трудно сказать, что вызывает подобные тревожные видения: плотный ужин перед сном, сумасшедший темп жизни современного общества или массированная атака телевидения на наши умы. Сон, как и галлюцинация, — это пищеварение мозга, где всё, что было увидено человеком в реальной жизни, перемешивается в процессе усваивания. На вас, видимо, произвело большое впечатление то убийство, которое вам было поручено расследовать? Так ведь?

— Ну, так… — вынужден был признать Артем.

— Вот! — удовлетворенно подхватил доктор. — Наши подсознательные впечатления, страхи в искаженном, иногда довольно пугающем виде всплывают на поверхность сознания! Такое бывает. Между прочим, практически каждый современный гражданин трудоспособного возраста страдает от такого уровня тревожности, какой еще в конце девятнадцатого века считался достаточным для того, чтобы поместить человека в психиатрическую клинику… Иногда какое-нибудь особенное событие способно стать спусковым механизмом заболевания. Можно ведь назвать это ваше убийство особенным событием? Вам же до тех пор ни с чем подобным сталкиваться не приходилось? Человеческая психика — вообще странная штука. А вы уж сразу начинаете видеть в ваших галлюцинациях провидческий аспект. Просто вы переволновались, все время думали об этом так поразившем ваше воображение случае. И — дайте угадаю! — с расследованием дела тоже не очень-то клеилось? Ведь так?