Я взмахом руки отпустил его, и он тут же скрылся за дверью.

— Ого, его величество решил отказаться от многолетней привычки пить вечерний чай в одиночестве! — удивился герцог де Клермон. — Что бы это значило?

Я отбросил в сторону книгу, которую читал до прихода камердинера, и которая теперь вмиг показалась мне неинтересной.

— Это значит, что его величество решил объявить мне о дате большого королевского бала. Матушка еще утром намекнула на это.

Настроение было испорчено окончательно.

— И что? — сочувственно вздохнул герцог. — Нет никакой возможности отвертеться?

Мы с Робером де Клермоном дружны с детских лет. Вместе учились ездить верхом и стрелять из арбалета. А когда нам исполнилось по шестнадцать, вместе отправились на войну и сражались на поле боя плечом к плечу. А потом, уже в мирное время, сражались за внимание красивых женщин.

И нашу дружбу не смогли разрушить ни дворцовые интриги, ни моя вспыльчивость и даже ни помолвка Робера. Хотя я до сих пор не мог понять, что заставило его связать себя обязательствами с такой скучной девицей как его невеста Шарлотта де Треви.

— Злорадствуешь? — я метнул в его сторону подозрительный взгляд.

Он покачал головой:

— Ничуть. Но ты сам прекрасно понимаешь, что рано или поздно тебе придется жениться. У его величества нет других сыновей, и ради блага Асландии… Хотя зачем я тебе это говорю? Поверь — женитьба не настолько плохая вещь, чтобы уклоняться от нее с таким упорством. Лучше воспользуйся этим балом, чтобы выбрать девушку, которая будет тебе по душе.

Я вскочил с дивана и подошел к окну. На ветвях деревьев в дворцовом саду появлялись первые листья, а небо было того удивительного цвета, каким бывает только ранней весной. Я посмотрел на скрывшуюся за облаками гусиную стаю. Во мне играл азарт охотника, и мне было искренне жаль, что вместо того, чтобы скакать по лугам с арбалетом в руках, я вынужден был сидеть за стенами дворца.

— Твой совет не подходит к моей ситуации. Девушку, на которой я остановлю свой выбор, вряд ли можно будет назвать счастливицей. Да, она станет принцессой, но надолго ли? Как я слышал, первая жена моего отца даже не успела лишиться девственности.

— Ты веришь в старое проклятье?

Это был странный вопрос. В слова старого колдуна верили все в Асландии — в том числе и сам де Клермон.

— В это трудно не верить после того, как четыре девушки умерли сразу же после того, как вышли замуж за наследных принцев. А их, как ты помнишь, должно быть пять.

— Послушай, Лэнс, — только родители и Робер называли меня так, — но если ты понимаешь, что это неизбежно, то не лучше ли смириться с этим и дать истории идти своим чередом? Поскорее женись, только из всех девиц на балу выбери ту, которую тебе не будет слишком жалко потерять. Ты не должен чувствовать себя виноватым — ведь твоя избранница может отказаться стать твоей женой. А если она всё-таки согласится, значит, желание получить столь лестный титул окажется сильнее страха. То предсказание известно всем, и те принцессы, о которых ты говорил, делали свой выбор вполне осознанно.

В королевских семьях принято устраивать ранние свадьбы. Династия должна продолжаться. Род Ангулемов правил Асландией много веков. И только последние пять поколений не спешили под брачный венец. Для неокрепшего юнца женитьба и вдовство в одну ночь — слишком тяжелое испытание.

Отец рассказывал, как долго оправлялся он от такого потрясения. Прошло несколько лет, прежде чем он решился жениться снова.

Возможно, именно поэтому даже в двадцать пять лет я и слышать не хотел о выборе невесты. А может, всё объяснялось моим свободолюбивым нравом. Недостатка в женщинах у меня никогда не было. Из желающих стать фавориткой принца выстраивалась очередь. И все красотки как на подбор.

Не знаю, может быть, кто-то из них действительно любил меня по-настоящему, но это трудно было разглядеть за мишурой лживых признаний. Они одинаково охотно принимали и мои ласки, и мои подарки. Впрочем, было у них и одно неоспоримое достоинство — когда я отправлял их в отставку, они воспринимали это как должное и не устраивали истерик.

Жена — совсем другое дело.

Любил ли я когда-нибудь сам? Если только в раннем детстве. Тогда я был очарован одной из матушкиных фрейлин, и для меня тяжелым ударом было узнать, что она недостаточно знатна, чтобы я мог на ней жениться. Позднее она, уже будучи замужем, стала моей первой возлюбленной. И стала отнюдь не бескорыстно — за то, что она научит меня — тогда совсем еще юнца — премудростям плотской любви, ей было обещано весьма солидное вознаграждение. Об этом я узнал гораздо позже. С тех пор я не верил в искренность чувств.

Хотя в чём-то Робер был прав — если предсказанию суждено свершиться, то я не в состоянии этому помешать.

И потому, когда его величество объявил мне, что большой весенний бал состоится через месяц, я только молча кивнул.

— Надеюсь, ты понимаешь, что на этом балу соберутся самые знатные девушки королевства? И ты обязан будешь сделать свой выбор.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ Я еще раз кивнул:

— Конечно, отец! Я выберу ту, которая, к примеру, лучше всех танцует. Или ту, у которой будет самое пышное платье. Или самые рыжие волосы. Какая разница, если нам с ней суждено провести вместе только одну ночь?

Отец не поленился встать и подойти ко мне. Во взгляде его была печаль.

— Ты не должен говорить так, сынок. А если предсказание не сбудется? Подумай об этом. Мне бы не хотелось, чтобы ты связал себя узами брака с девушкой, которая будет вызывать у тебя отвращение. Ты же видишь, сынок, что я уже не молод, и мне хотелось бы думать, что ты сделаешь предложение той, которую сможешь полюбить, и которая однажды станет достойной королевой Асландии.

Я обнял отца.

— Я всё равно не смогу найти столь же достойную, как моя мать.

Он улыбнулся в ответ:

— Но ты должен хотя бы постараться.

Мой отец не так часто умел настоять на своем, но объяснялось это отнюдь не слабостью его характера. Слуги в замке рассказывали, что еще по молодости, будучи на войне, он получил орден за отвагу в бою из рук самого короля. Награда эта наряду с другими знаками доблести представителей рода де Лакруа хранилась сейчас в оружейном зале. Сам отец про это говорить не любил. Он вообще редко снисходил до беседы с кем-либо. Большую часть времени он проводил в библиотеке с каким-нибудь старинным фолиантом в руках.