Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Гот отметил, что в последние дни среди прохожих все реже попадались люди со значком нацистской партии. Не подвергшиеся реконструкции улицы с каждым годом выглядели все более заброшенными. Дешевый импорт из Франции и с оккупированного востока до поры до времени поддерживал высокий жизненный уровень немцев, но в последние пару лет им приходилось все хуже. Конца войне в России не предвиделось, пять миллионов немцев уже погибло, и каждую неделю список потерь увеличивался. В тайной полиции ежедневно говорили о падении морали – многие граждане даже перестали приветствовать друг друга кличем «хайль Гитлер».
У себя в квартире он традиционно поужинал в одиночестве за кухонным столом, потом включил радио. Открыл пиво и стал думать про жену и сына. Четыре года назад Клара ушла от него к коллеге, другому полицейскому. Они забрали его сына Михаэля и, получив субсидию, уехали, чтобы поселиться в Крыму – единственной части России, полностью очищенной от коренного населения. Представляя собой удобный для обороны полуостров, Крым считался безопасным для немцев. Но Гюнтер знал, что тысячемильная железная дорога, построенная Германией для связи с этой территорией, подвергается постоянным нападениям партизан.
Он переключил волну – передавали Моцарта, а его музыка казалась Гюнтеру изнеженной и раздражающей, – и попал на увертюру «1812 год» Чайковского. Ему нравился уверенный, мощный ритм, пусть даже Чайковский был русским и поэтому не одобрялся. Музыка вызвала прилив бодрости, но когда она закончилась, его, как иногда бывало, поглотила унылая пустота. Гюнтер твердил себе, что это такое время – те, кто верит в Германию, обязаны платить дорогую цену ради ее будущего.
Раздался телефонный звонок, и Гюнтер вздрогнул. Звонили из штаб-квартиры гестапо. Его срочно вызывал к себе директор Карлсон.
Карлсон занимал большой кабинет на верхнем этаже здания на Принц-Альбрехтштрассе. Пол устилали толстые ковры, на стенах висели картины с видом Берлина XVIII века, на столах стояли миниатюрные статуэтки. Скорее всего, их реквизировали у евреев – Карлсон состоял в партии с двадцатых годов и пользовался всеми привилегиями. Он принадлежал к «золотому сословию». Этот крупный мужчина держался с оживленным радушием и, подобно большинству старых партийцев, был груб, но умен. Рядом с большим письменным столом, под портретами Гиммлера и фюрера, сидел еще один человек. Незнакомец был высоким и худощавым, лет за сорок, с черными волосами и колючими голубыми глазами, в безупречно сидящем мундире СС; свастика в белом круге нарукавной повязки выделялась на фоне черного кителя. Карлсон тоже был в форме, хотя обычно носил пиджак, как и Гюнтер, чья работа требовала постоянно находиться в тени, не привлекать внимания. Гот заметил, что у неизвестного на коленях – брюки его были аккуратно выглажены – лежит раскрытая папка.
Карлсон радушно поприветствовал Гюнтера и указал на кресло перед столом.
– Спасибо, что откликнулись на столь несвоевременное приглашение.
– Я не был занят ничем особенным.
Затем Карлсон повернулся к неизвестному, и в голосе его зазвучали уважительные нотки:
– Позвольте представить вам оберштурмбаннфюрера Реннера из отдела «Э-семь».
Бригадный генерал СС из секретного отдела рейхсканцелярии, отвечающего за Британию, отметил про себя Гюнтер. Наверняка что-то серьезное.
– Штурмбаннфюрер Гот – один из самых ценных моих сотрудников, – продолжил Карлсон. – Ему поручено разыскивать оставшихся в Берлине евреев. Сегодня он поймал троих.
– Поздравляю. – Темноволосый кивнул. – И много их осталось, как думаете?
– В Берлине – немного. Мы уже близки к завершению. А вот в Гамбурге, как я слышал, еще встречаются.
– Возможно, их больше, чем нам известно, – сказал Карлсон. – Евреи как крысы – только ты решил, что избавился от них, а они тут как тут, грызут твои пальцы маленькими острыми зубками, да?
Играет на публику, подумал Гюнтер.
– Нет, – спокойно возразил Реннер. – Полагаю, что штурмбаннфюрер Гот прав: евреев сейчас осталось не так уж много. – Он с интересом посмотрел на Гюнтера. – Мне думается, вы уже встречались с заместителем рейхсфюрера Гейдрихом?
– Всего пару раз. Когда я вступал в гитлерюгенд.
Реннер задумчиво кивнул. Похоже, он все еще составлял мнение о Гюнтере.
– Чем вы намерены заниматься, штурмбаннфюрер Гот, когда из Германии изгонят всех евреев? – спросил он.
– Не знаю. Мне осталось несколько лет до пенсии. Подумываю поехать в Польшу. Там, по слухам, есть еще работа.
Он надеялся, что в Польше к нему вернется искра былой энергии, а если нет, пусть его прикончат партизаны, как раньше Ганса, и тогда семейное жертвоприношение будет закончено.
– У вас любопытная биография, Гот, – произнес Реннер. – Университетский диплом в Англии, год, проведенный там, затем, по возвращении, членство в партии и пять лет службы в отделе по уголовным делам.
– Да. Мой отец тоже был полицейским.
Реннер кивнул. Серебряный значок с черепом и скрещенными костями на черной фуражке СС блеснул, поймав луч света.
– Знаю. В тридцать шестом году вы поступили в контрразведку гестапо, которую возглавлял тогда бригаденфюрер Шелленберг, и работали с разведданными по Англии, включая проекты ее оккупации, хотя они, к счастью, нам не понадобились. – Он холодно улыбнулся. – Затем, после сорокового года, пять лет в Англии. Работали через наше посольство с британской особой службой, помогали им реализовывать программы по подавлению антиправительственной деятельности.
Говоря, Реннер поглядывал в папку у себя на коленях, и Гюнтер догадался, что это его личное досье. Реннер озадаченно поглядел на него.
– Однако в сорок пятом вы просите возвратить вас в Берлин и переходите в Третий отдел. Где и остаетесь до сих пор, занимаясь этническими вопросами, и в течение последних нескольких лет выслеживаете прячущихся евреев. Ни разу не просили о повышении.
– Я был по горло сыт Англией, – сказал Гюнтер. – А моя жена и подавно. И нынешняя должность вполне меня устраивает.
– Как вижу, жена ушла от вас.
– Да.
Лицо Реннера смягчилось.
– Мне жаль. Сочувствую. У вас образцовый послужной список, вы многое сделали для рейха. Здесь говорится, что у вас большой талант аналитика, вы способны замечать то, что пропустили другие офицеры.
Реннер снова вперил в Гюнтера долгий взгляд, оценивая его, потом повернулся к Карлсону.
– Да, – подтвердил Карлсон. Он откинулся в кресле, испытующе глядя на Гюнтера большими глазами, покрытыми красной сеткой сосудов. – В отдел оберштурмбаннфюрера Реннера поступил запрос