Каждая поездка становилась для Клавдии сюрпризом, она никогда не знала, куда, да и когда они поедут. Пользуясь своей уникальной памятью, Марк держал в голове данные всех ее документов: паспортов гражданского и заграничного, свидетельства о рождении, дипломов, полиса страхования и бесчисленных справок, без которых, как известно, человек никто, а также все пароли доступа к ее гаджетам и личным кабинетам, и номера банковских карточек, и частенько Клавдия, вместо того чтобы ковыряться в папках и искать какую-то понадобившуюся вдруг справку или, забыв код доступа, скажем, в «Госуслуги», звонила ему.

Марк всегда четко помнил все сроки годности необходимых ей документов и контролировал наличие у Клавы действительного загранпаспорта и шенгенской визы. И, обладая всей этой информацией, непринужденно, не заморачиваясь, Марк заказывал и бронировал билеты и номера в гостиницах на имя Клавдии на те сроки, которое были удобны ему, иногда предупреждая ее, а чаще просто ставя перед фактом за день-два до вылета.

Как известно, человек всегда терпит и выносит только то, что позволяет проделывать с собой другим людям, как бы он ни стенал и ни жаловался. И Клавдия отдавала себе отчет, что сама позволяет ему проделывать все это с ней и ее жизнью. Но как когда-то сказала бабушка Вера Михайловна: «Ты это терпишь, потому что тебе это нравится и тебе интересно с ним общаться».

А вот, знаете, да. Это именно так. И не просто интересно, это…

Конечно, самоуверенность Марка, его манера все решать самому и не считаться с обстоятельствами ее жизни и работы, с ее занятостью и делами напрягали и невероятно усложняли жизнь Клавдии.

Каждый раз ей приходилось срочным порядком отпрашиваться с работы и как-то улаживать непростые моменты, потом отрабатывая безумные часы в выходные дни, однажды из-за такой вот поездки пришлось и вовсе уйти с работы, разругавшись в пух и прах с начальством. Правда, она об этом потом совершенно не жалела, потому что нашла куда как более интересную и престижную работу, но не в этом дело.

Сложно было с этим самоуправством Марка и его таранным типом движения: решил-сделал, факт. Но! Но Клавдия побывала в таких местах, до которых никогда бы ни за что не добралась бы сама, даже на Чукотке, в Анадыре и на границе с Америкой в Беринговом проливе на острове Ратманова в составе островов Диамида. Вообще полный восторг!

Каким-то образом Марку удалось получить разрешение властей и пограничников на такой их вояж. И это была настолько потрясающая поездка – на всю жизнь сохранилась память о ней.

Они там на том острове Ратманова поднялись на одну из самых высоких точек, откуда открывался фантастический вид на Берингов пролив – ветер, короткие, зыбкие волны, чайки, практически неподвижно зависшие в воздухе. А они, в своем привычном молчаливом созерцании, необъяснимым образом поднялись до таких чувственных высот, что пережили пусть и краткий, но мощнейший момент благодати.

Ни с чем невозможно сравнить! Ощущение такое, словно они заново переродились и наполнились какой-то непостижимой энергией.

Вот так. И это только благодаря Марку и его возможностям.

А еще практически во всех столицах Европы и даже в Африке Клавдия побывала на разных форумах, конференциях съездах ученых и математиков, в частности.

Ладно, не о географии сейчас.

И не все так уж сложно хотя бы потому, что виделись они по-прежнему редко, раз в месяц, иногда два раза – у каждого своя жизнь, своя работа и какие-то отношения с другими людьми. А в путешествие ездили раз или два в год, разбивая отпуск на две половины. Понятно, что и всяческие научные собрания разного уровня далеко не в два-три месяца происходят, а куда как пореже, да и не каждый раз она на них приезжала.

Были же еще и женщины Марка. М-да, тоже тема еще та.

Клавдия старалась пересекаться с ними как можно реже, хотя, понятно, что неизбежно приходилось сталкиваться и общаться, Марк Глебович себя все так же тактом не утруждал, и если ему вдруг срочно нужна была Клавдия, звонил и просил:

– Приезжай.

Мог и поканючить, когда она отказывалась по каким-то причинам, но всегда добивался, чего хотел. Она уж и спорить перестала – бесполезно: базу какую-нибудь теоретическую подведет о необходимости ее срочного приезда, рассуждениями достанет, но на своем настоит.

Легче приехать, чем выслушивать. Уж что есть, то есть. Но Клавдию вся его заумность и занудство, его прямолинейность, правдивость, доходящая порой до неприятных моментов с некоторыми людьми, его категорическое нежелание что-то тактично привирать и приукрашать, как ни странно, но совершенно не доставали, вот ни насколько – да пусть себе.

Зато она точно знала, что он всегда скажет только то, что думает на самом деле, и никогда не напряжет девушку комплиментом, начинающимся со вступления:

– Нет, ну в принципе…

Никакого сомнения, что он там себе думает, что затевает и какие мысли прокручивает у себя в голове в твой адрес, при этом дежурно улыбаясь. Клавдия была свободна от сомнений-рассуждений подобного рода – она всегда точно знала, что Марк думает, то и скажет. Прямым текстом. А уж как это воспримут окружающие, так это их проблемы. Клавдию, например, такая его манера изъясняться абсолютно устраивала.

Так вот насчет вызова любимой подруги в гости.

Она значит, подруга боевая Клавдия, приезжает, а там – ать, барышня, про которую профессор Светлов забыл упомянуть, и дверку входную дамочка так оп-па распахнет и уставится вопросительно.

Сколько раз за эти годы Клавдии пришлось выслушать однотипные вопросы из разряда:

– Ты кто такая? Что тебе надо? – И совсем уж постоянное: – Ты с ним спишь? Вы любовники?

Высказанные в разных вариантах, в зависимости от степени образованности, интеллигентности, хамства и нахрапистости барышни.

Казусов случалось море. Клавдия даже стала записывать наиболее интересные и яркие, оформляя их в некое подобие небольших рассказов.

Просто посмеяться когда-нибудь, перечитывая, а может, куда-нибудь и пригодится.

Ну, а как еще справляться со своей естественной ревностью, как не посмеяться над ней? Да и, кстати, повод-то для иронии и смеха дамы эти давали постоянно.

То девица открыла перед ней дверь, и Клава застыла, созерцая, как произведение искусства, эту красотулю – волосы разноцветные, с сине-зелеными прядями, ресницы-опахала, она их старалась не прикрывать резко, осторожненько так моргала, и губы – ребята, что это были за губы, мама до-рога-я! Даже помягче не сформулируешь – порнографические какие-то губы, приоткрытые постоянно.

Клавдия так и вплыла в дом, не ответив ни на один вопрос барышни, неотрывно глядя на нее обалдевшим взглядом. И дар речи обрела, только когда плюхнулась на диван рядом со Светловым, что-то, по обыкновению, быстро писавшим в записной книжке, сложившись пополам над журнальным столиком.