В XIX столетии датский философ Серен Кьеркегор выдвинул гипотезу о том, что беспокойство тесно связано со свободой воли – из-за боязни неправильно ею распорядиться{184}. При этом мыслитель полагал, что чем выше творческий потенциал человека, тем сильнее он способен переживать тревогу. Возможно, в этом есть доля правды – по крайней мере некоторые исследования показывают связь между высоким уровнем тревожности и креативностью. Например, ученый из Каролинского института (Швеция) Саймон Кьяга, исследовав 1,2 млн шведских пациентов с разными психическими заболеваниями, выяснил, что среди писателей тревожные расстройства встречаются заметно чаще, чем у людей других профессий{185}. В то же время исследование Пола Сильвиа из Университета Северной Каролины в Гринзборо говорит о том, что наличие тревожного расстройства или депрессии слабо влияет на креативность (правда, в этом исследовании участвовали всего 189 человек){186}. Известно, что от повышенной тревожности страдали Никола Тесла{187}, Чарльз Дарвин{188}, Эдвард Мунк{189} и другие талантливые люди, но отдельные примеры ничего не доказывают. И в любом случае, если закономерность и есть, мы не знаем, какова тут причинно-следственная связь: талант ли вызывает беспокойство или, наоборот, беспокойство стимулирует талант.

Позже Фрейд предположил, что «свободно плавающая», беспричинная тревога – это, как и почти все, по его мнению, проблемы человечества, следствие подавленного либидо{190}: вытесненное желание начинает причудливо восприниматься как внешняя опасность. Поговаривают, сам Фрейд тоже страдал от одного из тревожных расстройств – фобии: основоположник психоанализа боялся папоротника. Но серьезных доказательств этому в письменных источниках мы не нашли, так что, возможно, это всего лишь городская легенда.

Естественно-научное направление в исследованиях феномена тревоги базировалось на теории эволюции. Дарвиновская идея естественного отбора позволила предположить, что эмоции – механизмы, способствующие адаптации организма к разным условиям и ситуациям{191}. Страх, соответственно, помогал древнему человеку избегать текущей опасности и запоминать возможные угрозы на будущее. Несмотря на то что теория Дарвина в основном касается «здоровых» проявлений эмоций, современные ученые считают, что то, что мы воспринимаем как дисфункцию, – разнообразные психические расстройства – на самом деле приспособительные механизмы, которые хорошо «работали» в эпоху неолита, но мешают их носителям адаптироваться к жизни в современных условиях{192}. В биологии есть целое направление, в основе которого лежит идея об эволюционном несоответствии – о том, что наш организм не успевает изменяться вместе с окружающей средой. Мы становимся жертвами прогресса, используя паттерны поведения, которые были актуальны в каменном веке, но только вредят сейчас{193}. В частности, миопия, диабет и остеопороз считаются основными кандидатами на роль «болезней прогресса». Бьорн Гринде, эволюционный биолог и профессор Университета Осло, предполагает, что тревожные расстройства – часть нашего «эволюционного несоответствия». Наша психика не приспособлена к таким частым контактам с незнакомыми людьми. В каменном веке (а с тех пор мы практически не эволюционировали) основное общение происходило внутри племени, людей было мало, а пространства много. Поэтому встреча с любым незнакомцем означала возможную опасность, а значит, и стресс для организма{194}. Представьте себе, как непривычно для нашего мозга сталкиваться с «чужаками» на каждом шагу в повседневной жизни. Правда, эта теория хорошо объясняет генерализованное тревожное расстройство (ГТР), агорафобию и социофобию, но оставляет загадкой многие другие фобические расстройства.

По мнению английского доктора медицины Джона Прайса, депрессия и тревожные расстройства помогали древнему человеку существовать в социуме. Они способствовали поддержанию существующей иерархии в группе и смене статусов без ее разрушения. Каким образом? Депрессивные состояния с их апатией и нехваткой энергии предотвращали бунты рядовых участников группы против альфа-самца, а генерализованная тревога побуждала стремиться к безопасности и тем самым способствовала примирению. Из этого автор делает не бесспорный вывод, что такая иерархия, «основанная на уверенности, благодарности и уважении»{195}, заменяла как анархию, так и иерархию, основанную на запугивании. В начале ХХ в. ученые задались вопросом, можно ли свести эмоции только к врожденным реакциям. Нобелевский лауреат Иван Павлов первым описал механизм образования условных (приобретенных) рефлексов. Последователь Павлова выдающийся физиолог, невропатолог и психиатр Владимир Бехтерев перенес идею условных рефлексов на моторные реакции (мышечные ответы на раздражители) и открыл сочетательные рефлексы. Их суть в том, что рефлекторные движения (например, отдергивание пальца от предметов, которые могут ударить электрическим током) могут возникать не только под воздействием главного раздражителя, но и стимулов, сочетающихся с этим раздражителем (например, звук звонка во время удара током). Если повторить опыт несколько раз, человек начинает отдергивать палец, только услышав звонок.