Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Двуул чувствовал. Несмотря на обожжённый бок и кучу мелких осколочных ранений, полученных при взрыве одной из турелей нижней полусферы.
И ведь лично с капитаном обошёл все установки, проверил силовую электронику, криоконтуры… вычислители, само собой, не проверял — в этих вещах Двуул не разбирался. Хорошо, что не ему отвечать перед Лордом Вейдером. Зачем простому механику такие неприятности?..
О, Кавила!.. какая гнусная боль от этой мази… а медичка-то улыбается, улыбается… говорит что-то.
Маленький родианец пошире раскрыл затуманенные лекарствами глаза.
«Старший медтехник Ваая Гесура», — прочитал он на плавающей перед самой его дыхательной трубой нагрудной табличке.
Как плавно движется… вверх-вниз… что она там сказала?
— Береги руку, Двуул, — сказала старший медтехник, — а бок ерунда, пройдёт.
— Хорошо-хорошо, — глуповато улыбаясь в ответ, выдавил родианец, — я, в общем-то, хоть сейчас…
— Сейчас нельзя, — строго сказала Гесура, подёргивая лекками, — сейчас нам надо вот этот пластырь… а ты не шали, не шали, бакту экономить приходится, новую-то здесь достать негде… а ранки-то пустяковые… видишь, я сама с тобой занимаюсь, дроидов отключила… ну-у? Как мы себя чувствуем?
— Хорошо-хорошо, доктор, — сказал почти счастливый Двуул. Точно, эта самка на него запала!
— Медтехник, — поправила Гесура, но совсем не строгим голосом, — пару стандартных часов ещё придётся полежать.
Она устало выгнулась всем телом, взяла с соседнего столика неприятно-голубоватый пневмошприц.
— Теперь вот что, дружочек… не шали, говорю… вот и всё.
— А это ещё что, доктор? — спросил Двуул, представляя, как зайдёт в бар «У Дарта» под руку с такой шикарной — и чистой! — сиреневокожей самкой.
— Общеукрепляющее, — ответила твилекка, пряча пневмошприц в поясную сумку, — сейчас немного поспишь и будешь совсем здоровенький.
— Хорошо, — рассеянно произнёс уплывающий в разноцветное блаженное беспамятство родианец. Действительно — хорошо. Хорошо-хорошо. Хорошо-хорошо-хорош-шо…
Добрая сиреневая Гесура торопилась, но её прощальная улыбка показалась Двуулу неприлично многообещающей.
— Обещают-то они много, товарищ Сталин, — виновато улыбнулся Меркулов, — да выполнять пока что-то не торопятся. Бомбового удара не нанесли до сих пор.
— Как Империя России подарила звездолёт… — задумчиво проговорил Иосиф Виссарионович. Несмотря на многочисленные неудачи последнего времени, настроение у него было хорошее: в неудачах ковался успех. Иного пути история не знает.
Сейчас следовало добиться лишь, чтобы неудачи не обошлись стране слишком дорого.
— Не вполне так, товарищ Меркулов, — сказал Сталин, — их карты — это серьёзное подспорье для нас. Кстати, товарищ Берия, — повернулся он к наркому, — есть мнение, что академика Колмогорова следует поощрить. Товарищи из Генерального штаба высоко оценили.
— Шапошников исключительно доволен, товарищ Сталин, но связь-то отстаёт, — заметил Тимошенко, — с нашими полевыми линиями особо не разбежишься, оперативные указания запаздывают. Вот и товарищи отмечают, что без средств радиофикации эффективность управления войсками повысить не получится.
— Надо было вовремя закупать в САСШ, — Лаврентий Палыч закончил черкать в блокноте и не упустил возможности вставить шпильку, — как мы предлагали.
— А то мы не пытались, так они нам их и продали! — в запальчивости начал было Тимошенко, но Иосиф Виссарионович прервал привычную пикировку взмахом руки. Народные комиссары притихли.
— Эти пересуды нам ни к чему, — сказал Сталин, мерно расхаживая по кабинету, — мы уже успели убедиться в точности, достоверности и своевременности предоставляемых союзниками сведений. Отпала необходимость угадывать направления ударов немецких войск и характер этих ударов. С такими сведениями наша разведка приобретает фундаментально новое свойство, новое качество. А на новое качество противнику ответить нечем. По крайней мере, пока нечем.
Он помолчал, обдумывая собственные слова. Да, принципиальных ошибок в таком суждении нет.
— Поэтому будем командовать, как можем. А товарищ Молотов ускорит решение вопроса по закупкам у стран Запада. Но приоритетным для нас остаётся сотрудничество с нынешними союзниками.
Это-то как раз было ясно для всех присутствующих. Оставалось определить границы такого сотрудничества.
— Товарищ Сталин, что всё-таки делать с нашими наблюдателями? — спросил Меркулов, — заявленная группа ожидает, через пару недель подготовим ещё двенадцать… специалистов. Углублённого профиля.
Сталин видел, что крохотная пауза не ускользнула от внимания Берии. Лаврентий был противником идеи силового захвата инопланетного корабля. Сам Иосиф Виссарионович тоже: даже если предположить, что такая операция окажется удачной — что ты будешь делать с «Палачом» дальше? Как разбираться с чужой техникой, основанной на неизвестных на Земле принципах? Как вести тяжелейшую войну с гитлеровским блоком, утратив единственного — не считать же Танну-Туву и Монголию — союзника; и как рисковать войной со всё ещё неведомой Галактической Империей, продолжая борьбу с объединённой Европой?
Нет. Даже не исключая возможности перехода Лорда Вейдера на сторону врага — силовой вариант приходится рассматривать в качестве исключительного. Разумеется, именно из этих соображений требуется направить на «Палач» побольше крепких, грамотных… специалистов, военных наблюдателей. Добровольцев — потому что билет на орбиту может оказаться в один конец.
«А ведь они действительно готовы, — подумал Сталин, усаживаясь в кресло, чтобы заново набить трубку. — У нас полно людей, которым скажи: вот ракета, в той стороне Марс, но вернуться ты уже не сможешь — и эти люди с радостью схватятся за высотные шлемы. Зная, что жизнь закончится через минуту после того, как ступят на красноватый песок чужой планеты. Им не страшно будет отдать жизнь, потому что жизнь имела смысл — протоптать тропинку в будущее».
Впервые за невыносимо долгие тысячелетия слепой пустоты человечество увидело, что в жизни есть смысл — и смысл этот неизмеримо более высок, чем просто жрать, размножаться, испражняться, бояться властей, соседей, невежественных богов… Да, всегда, во все века находились люди, способные поднять глаза и увидеть звёзды над головой — но никогда, ни в одной стране мира не бывало ещё так, чтобы весь народ понимал, насколько светло и прекрасно будущее, чтобы весь народ стремился к этому будущему, работал для него, приближал его, переносил из него в настоящее всё, что только можно перенести.
Сегодня они идут врукопашную и кидаются под танки с его именем на устах. Он чувствовал боль, словно само пространство содрогалось от каждой из этих смертей. Он понимал, что является для людей символом того самого будущего, за которое не жалко отдать жизнь.
Невысокий, немолодой, очень спокойный желтоглазый человек с сухой рукой и больными ногами сам был готов броситься под танк — если это поможет приблизить будущее. Тем более — был готов сотрудничать с любыми инопланетными гостями.