Подумала бы, что пьёт вместо нужных отваров отраву какую. Да она ведь травы тоже ведала – недаром жила пять лет со Сновидой – и уж распознала бы в питье что-то вредное.

Леден уложил Елицу на незастеленную ещё в ожидании гостей лавку. Вошёл следом кметь Балуй, пробурчал, погода-де нынче промозглая, шмыгнул носом громко и уставился на них исподволь.

– Ты мне тут не зыркай да уши не востри, – одёрнул его Леден.

Балуй хмыкнул и принялся растапливать печь-каменку, что стояла в противоположном от двери углу. Княжич присел рядом с Елицей, поглядывая на соратника, а как тот вышел помогать остальным разбирать нужные на ночном постое вещи, расседлывать лошадей, склонился к ней. Она, пытаясь успокоить сбившееся от накатившей мути дыхание, взглянула на него.

– И долго же ты скрывать собиралась, что дурно тебе, княжна? – заговорил он тихо. – Я уж какой день только и думаю о том, что стряслось с тобой. И почему молчишь.

Елица нахмурилась, подумывая, не решил ли он зло над ней пошутить. Но княжич и правда смотрел на неё с тревогой и как будто злостью. Может, за то, что с той, чья помощь ему была нужна, случилось вдруг несчастье. А может, потому что она ничего ему не сказала до сих пор.

– И что же ты понял, княжич? – она усмехнулась одним уголком рта.

– Сегодня понял, что ты подступила к самой грани, – он покачал головой. – Только не пойму, как так случилось.

– Я тоже не пойму.

Совсем жутко становилось от осознания правдивости его слов, что находили смутный отклик в душе. Елица размотала платок на шее, стянула его, мучаясь оттого, что он будто бы слишком колючий. Раскинула в стороны, уже не смущаясь, что останется с непокрытой головой перед Леденом. Будто не видел он её всякой. Княжич поймал её руку холодными пальцами и склонился ближе.

– Разве синяки не должны были уже сойти?

– Ты сильно меня придушил, видно.

В дороге никак не доводилось рассмотреть себя получше, а потому Елица и не знала толком, что там творится. Мира утверждала, что всё уже почти прошло.

– Сильно, не сильно… – неопределённо проворчал Леден.

Он приложил ладонь к отметинам – Елица дёрнулась, не желая, чтобы он её касался. Но от прохлады, что исходила от его кожи, становилось как будто чуть легче. Развеялся туман в голове, и нутро перестало тошнотно вздрагивать. Распахнулась дверь в избу – дунуло из сеней прохладой. Вошёл Брашко, а за ним – Мира, и женщина, только переступившая порог зрелости, что уж на старость поворачивала. На ходу распахивая изрядно поношенную свиту, она быстро обогнала отрока и челядинку, не слишком почтительно оттеснила княжича, даже не разбираясь, кто он такой. Блеснули украшенные узорами колты её перед взором, и глаза, тёплые, что земля под солнцем.

– Здравствуй, красавица, – улыбнулась женщина. – Меня Жданой кличут. А ты, стало быть, княжна Елица? Слыхала о тебе много. Говорили, у князя нашего Борилы Молчановича дочка диво как хороша. Теперь вижу, не врали ничуть…

Продолжая болтать о разной неважной чепухе и вгоняя тем Елицу в странную дремоту, Ждана оглядела её, хмурясь и покачивая головой. Её лёгкие, словно пушинки, пальцы ласково скользили по коже, а голос журчал в голове ручейком, успокаивая, унимая мучения.

– Что скажешь, знахарка? – нетерпеливо окликнул её княжич.

Вокруг уже начали собираться кмети – отогреваться после долгого дня под ветром и сырой моросью. Они вносили вещи и припасы, скидывали одежду в начавшей прогреваться избе. И все то и дело с любопытством поглядывали на Елицу.

– Хочу увидеть снадобье, которым её лечили, – совершенно спокойно ответила Ждана. – Ведь лечили же эти синяки на её шее?

Она внимательно взглянула на Ледена, а тот желваками дёрнул и отвернулся. Опять ударили по его вине, заставили ощутить с новой силой. Он махнул челядинке, подзывая, а та подошла, едва не на полусогнутых ногах, испуганно пригибая голову. Княжич схватил её за ворот и тряхнул, что сказал – нельзя было услышать, но Мира вся с лица спала.

– Закончилось снадобье, – пискнула.

– Тогда горшочек от него неси, коли не вымыли, – улыбнулась знахарка без тени злобы.

– Проследи, – приказал Леден отроку, и тот вышел вслед за девкой.

Скоро они вернулись, и Мира отдала Ждане пустой горшочек, где раньше мазь была. Той на дне и правда оставалось всего ничего – только наскрести, может, получится. Елица медленно села, борясь с дурнотой и слабостью, что нагнало на неё монотонное, словно заговор, бормотание знахарки. Та внимательно заглянула в посудину, поддела пальцем остатки снадобья и понюхала осторожно.

– Хорошая мазь, – Ждана отдала горшочек обратно челядинке, а та будто просветлела от её слов. – Быстро помогла бы… коли не было бы на ней заговора. Он её силу другой стороной оборачивал. Из целебной – ядом сделал. А княженка ослаблена очень. Будто кто силы из неё не так давно пил – вот и довела её эта мазь до беды.

Мира и руку к груди приложила, охнув. Зато Леден её удивлению не поверил: схватил за локоть и дёрнул к себе.

– Ты княжну извести хотела? – рявкнул прямо в ухо, а та так и присела. – Отвечай!

– Не хотела извести, – запричитала та. – Я и заговоров толком не знаю. Так, кровь остановить немного да головную боль унять…

Княжич развернул её к себе лицом и встряхнул. Кмети зароптали, подходя ближе и прислушиваясь к переполоху. И судя по тому, каким страшным холодом повеял направленный на девку взгляд княжича, ничего хорошего её не ждало.

– Подожди, княжич, – Елица встала, покачиваясь.

И так вдруг захотелось, чтобы снова прохлада его кожи остудила жжение, что волнами пробегалось по шее. Да, получается, он из неё силы выпил, когда в прошлый раз касался – больше некому. Теперь вдвойне осторожнее надо быть да подальше от него держаться.

– Что? – хмыкнул тот. – Попросишь, чтобы я и эту змею отпустил с миром? Своя жизнь не дорога вовсе?

Елица подошла и положила ладонь на его запястье, ощущая гладкость стальной наручи на нём и призывая отпустить Миру. Он прищурился, даже не двинув рукой и не ослабив хватку.

– Снадобье это тебе предназначалось, – продолжила Елица. – Не хотела я, чтобы жена старосты в Беличе увидела, что со мной случилось. И на мысли нехорошие наводить. Остёрцев и так всюду не любят. Сказала, что мазь для тебя нужна.

– Вот спасибо, – он покачал головой.

Гнев тут же сошёл с лица княжича, уступив место заметному недоумению. Получается, его отравить хотели, извести. Против него Годана зло удумала, а Елица случайно пострадала. Леден выпустил плечи челядинки и отступил на шаг. Та закрыла лицо ладонями и всхлипнула