– Э-э-э… – промычал Карапетян и открыл свой рот, в котором не было языка.

– Ишь ты! – изумился Зубов, трясущийся от холода. – Язык на дне прикусил!

– Этого еще не хватало! – рассердился майор. – Вызывай «скорую»!

Зубов побежал к машине, а Синичкин ближе подошел к пострадавшему и смотрел на него, сострадая, забыв вмиг все обиды.

– Потерпи, друг! – приговаривал Владимир, поглаживая резину гидрокостюма.

– Скоро помогут тебе!..

«Скорая» приехала быстро, и врач по дороге в больницу интересовался, не сохранился ли откушенный кусок языка, и если да, то можно попробовать его пришить на место, сейчас такие операции делаются повсеместно.

Володя Синичкин, сопровождающий товарища в больницу, развел руками и сказал, что язык, вероятно, на дне карьера и что его никак не достать оттуда.

– Немым останется! – предупредил врач.

– Жаль, – ответствовал участковый.

Володя проводил лейтенанта до приемного покоя хирургического отделения и вернулся к себе на работу, где за столом с шашлыками поведал сотрудникам неутешительные новости.

Вероятно, меня уволят! – решил про себя майор Погосян, вяло жуя кусок баранины. – Не имел я права Карапетяна без специальной подготовки на дно озера посылать. Без пенсии останусь!..

За окном пошел снег, да такой крупный, что через некоторое время прогнал с улиц осень и обустроил город под зиму.

Тем временем Володя Синичкин сообщил коллегам, что Карапетян останется немым навеки, что у него выкушен язык и теперь он не сможет говорить ни по-русски, ни по-армянски.

– Вот записочку передал! – и участковый протянул бумажку майору Погосяну.

Начальник ознакомился с содержанием послания и порылся у себя в затылке, вернее в наружной его части, почесав ежик жестких волос.

– В голове у Карапетяна помутилось малость! – прокомментировал майор. – Ну и не странно это при таких обстоятельствах!

Он сложил письмо вчетверо и засунул в карман кителя, висящего на спинке стула.

– Кушай шашлык! – предложил Погосян Синичкину, и когда оголодавший капитан принялся вгрызаться в сочные куски мяса, начальник мягко сообщил: – Тут на тебя жалоба телефонная поступила…

Майор хрустнул головкой зеленого лука и продолжал:

– Ты, мол, неоднократно мистифицируешь персонал нашего госпиталя! Мол, когда захочешь – надуваешь ноги, когда захочешь – сдуваешь! Хамишь старшим по званию и от рекорда уклоняешься! Требуют, чтобы на тебя взыскание наложили! Звездочку отобрали…

Синичкин лишь вздохнул:

– Глупые они!

– А ты, значит, умный! Один ты у нас умный!

Погосян раззадоривал себя, подспудно желая разрядиться на подчиненном.

– Да если бы ты умным был, ты бы это дурацкое ухо запрятал бы куда подальше, а не подкладывал всем свинью висяком!

– А ногу куда?

– Какого хрена ты вообще на этот карьер шляешься! – разошелся майор. – У тебя других объектов мало?

– Так ведь преступление обнаружилось, – оправдывался Синичкин.

– Да чихать я на твое преступление хотел! Из-за него нашему товарищу язык откусили!

– Кто? – встрял Зубов, принявший с обморозу сто грамм и по этому случаю настроенный благодушно.

– Не твое дело! – рыкнул Погосян. – Тьфу, чушь какая!..

– Так ведь пропал татарин! – продолжал гнуть свое участковый.

– Да и хрен с ним! Может, он в Крым подался, или еще куда!

– Без ноги и уха!

– Молчать! – взорвался майор и почувствовал на нервной почве расстройство желудка, погнавшее его в отхожее место.

– Проверь, чего там на пульте! – приказал Синичкин Зубову, и пока старшина послушно исполнял, Володя выудил из кителя командира карапетяновское письмо и прочитал его наскоро.

Из послания становилось ясно, что лейтенант подвергся нападению хищных рыб, которые откусили ему язык и лишили главного достоинства – бакенбард! Далее шел текст, который Синичкин воспринял как бред человека, пережившего шок. Текст сообщал такую вещь, которая не укладывалась в голове капитана и была абсолютно неправдоподобна. Он положил письмо на прежнее место и случайно рыгнул шашлычным духом.

– Свинья! – услышал участковый голос вернувшегося Погосяна и поздравил командира с облегчением.

– Уволят меня, – проговорил майор грустно и обреченно. – Не уберег подчиненного!..

– Да мы за вас, господин майор… – затряс кулаком Синичкин. – Мы за вас всем отделом!.. Нет вашей вины в том!

– Если меня уволят, я не знаю, что буду делать! У меня нет жены, у меня нет детей, что мне останется?

– А кто тогда готовит еду? – удивился капитан.

– Сам и готовлю, – признался майор. – Поеду воевать в Карабах!

– А там еще воюют?

– А черт его знает!..

Командир и подчиненный немного помолчали, объ-единенные общим лирическим настроем, у обоих на глаза навернулось даже по слезе, но они мужественно сдержались, приняв героические выражения лиц.

Вернулся Зубов и сообщил, что завтра природа охолодится до минус двадцати и что на газик нужна срочно зимняя резина, которая стоит денег.

– Возьми у бухгалтера! – мягко позволил Погосян и тем удивил Зубова настолько, что старшина, словно собака, учуял тот самый миг, когда наступает счастливый случай, который ни в коей мере нельзя упустить.

– Пять лет в старшинах, – развел руками Зубов. – А я что, я – ничего.

– Готовь погоны для прапора! – услышал он из командирских уст. – За спасение товарища на водах!

Ах ты, – подумал Синичкин о Погосяне. – Какой души человек!

– Да к черту этого Зубова! – заорал Зубов. – Какой я на хрен Зубов, когда я натуральный Зубян! Плевать на Василису и папашу ее! Возвращаю фамилию прадедов! Армянин я до мозга и костей!

Вновь испеченный прапорщик подпрыгнул на месте и помчался в бухгалтерию изымать деньги на зимнюю резину.

– Так работать мне над преступлением? – поинтересовался Синичкин. – Мне кажется, что мы близки к раскрытию!

– Поступай как знаешь! – ответил грустный Погосян. – Дело непростое, странное даже, можно сказать! Труп-то не нашли! А нет трупа, нет и убийства! Можно переквалифицировать на дело о без вести пропавшем. Таких дел тысячи, и спрашивают за них непридирчиво…

– Может, и правда, – согласился Синичкин. – Немножко еще подумаю на досуге, вдруг в голову чего придет…

– Ступай домой! Ты все-таки после больницы сего-дня!

– А как со звездочкой быть? Снимать?

– Да плевать я хотел на медиков этих фиговых! Они еще будут решать, кого жаловать, а кого разжаловать! Ишь, рекорд им подавай! Пусть сначала Карапетяну язык пришьют!..