Однажды вечером, склонив голову к клавишам, Джульетта работала над новой песней и была настолько поглощена сочинением, что не сразу заметила легкий сладкий запах цветов, плывущий по комнате. Оторвав пальцы от клавиш, она повернула голову, чтобы выяснить источник аромата: стоя у стены, за игрой Джульетты наблюдал месье Варнье.

– Великолепно. – Он одарил ее короткими аплодисментами.

– Спасибо, – поблагодарила Джульетта, чуть поклонившись.

В воздухе витало что-то, чему трудно было дать имя. Джульетта начинала улавливать музыкальность их разговоров и знала, что повисшая сейчас долгая пауза – фермата – не была для них типична.

Во рту у нее стало сухо.

Джульетта ничего не знала о том, куда уходит Варнье днем или вечером после ужина. Часто она ждала, когда ранним утром он поднимется по лестнице, пройдет мимо двери ее спальни и заглянет перед тем, как отправиться к себе. Войдя в комнату, он всегда начинал расспрашивать о книгах, которые она читала, или просил сыграть для него новую песню, неустанно рассыпаясь в любезностях. А когда Варнье уходил, помимо усталости Джульетта чувствовала волнение.

Шли месяцы, и она продолжала отправлять письма своей семье. Много раз она писала отцу, интересуясь, связывался ли с ним Маршан. Она несколько раз выражала желание встретиться с родными, но Варнье лишь с улыбкой отвечал, что это «больше невозможно». Хотя новости из дома приходили редко, отец никогда не писал ни о Маршане, ни о желании увидеться. Девушка знала, что дважды в год он приезжает в Париж, чтобы торговать на рынках, но о встрече речь даже не заходила. Ей это казалось странным, поскольку отец вроде как должен интересоваться жизнью своего старшего ребенка. В письмах Джульетта прибегала к обману, рассказывая, что работает горничной. Ей было стыдно, что отец, брат и сестра трудятся в поле, а она часами сидит за фортепиано или нежится на пуховых перинах.

Летом 1896 года, когда Джульетта пробыла в Париже один год, отец написал, что снова женится. Джульетте казалось, что жизнь, которую она знала в Шаллане, постепенно угасает. Ей не нравилось, что отец выбивается из сил на ферме, поэтому она решила обратиться к Варнье. Девушка объявила ему, что хочет облегчить жизнь своей семьи. На следующее утро она нашла на столе еще одну сумку с золотыми франками. Та была настолько похожа на мешочек, который доставили отцу незадолго до ее отъезда из Шаллана, что теперь Джульетта не сомневалась в личности отправителя. Вот только зачем?.. Джульетта до сих пор даже не приблизилась к правде. Он не знала, что связывало ее покойную мать и Варнье, а сам он отказывался это обсуждать.

Посчитав деньги, Джульетта обнаружила, что монет было больше, чем отец зарабатывал за год.

– Свадебный подарок, – с улыбкой сказал Варнье, хотя Джульетта не упоминала о повторном браке отца. Она решила, что Мари каким-то образом перехватывает письма и читает перед отправкой. – Скажи ему, что тебе повысили жалованье и что теперь ты гувернантка.

– Он поймет, что это ложь.

– О, Джульетта. – Варнье покачал головой. – Ты неправа. Он захочет верить и обязательно поверит. Наши иллюзии слишком крепки, чтобы мы могли за них не цепляться.

Хотя Джульетта одевалась по последней моде, получала образование и могла свободно гулять по улицам Парижа с Полем или Варнье, она не могла избавиться от ощущения, что стены дома на бульваре Сен-Жермен стали для нее клеткой. Была ли ее свобода одной из тех иллюзий, о которых говорил Варнье? Она держалась за одну лишь надежду, за одно желание, что Маршан каким-то образом найдет ее и заберет с собой.

Привыкшая беззаботно бегать по сельской местности, Джульетта никогда раньше не выходила на улицу с зонтиком. Более того, теперь ее всегда сопровождали Варнье или Поль. На прогулках она пыталась вспомнить улицы, которые рисовал Маршан. Она искала художника среди бородатых мужчин в белых рубашках, встречавшихся ей на побережье Сены. Время от времени, когда Джульетта встречала женщину в желтом платье, она вспоминала ту странную особу на платформе в Шаллане, которая так жадно на нее смотрела. Джульетта больше никогда ее не видела, хотя та наверняка направлялась в Париж, пока отец ее не остановил. Возможно, это была всего лишь бедная сумасшедшая.

Одним из постоянных мест, куда во время прогулок Джульетта заглядывала постоянно, стал независимый книжный магазин Эдмона Байи на улице Шоссе-д’Антен. Варнье регулярно беседовал с тамошними посетителями, обычно с художниками, – джентльменами в очках и котелках. Помимо художников он любил поболтать со своим другом, композитором с толстым животом и длинной бородой.

Во время одного из таких разговоров Джульетта заметила небольшой уголок фортепианной музыки. Первым делом она открыла сборник пьес Клода Дебюсси. Следующим стал Эрик Сати. Произведения Дебюсси, на ее вкус, звучали вызывающе, а вот Сати поистине очаровал Джульетту. «Три гносиенны» Сати показались ей в меру сложными, с причудливыми гармониями и интригующе рваным ритмом.

Джульетта направилась к прилавку, чтобы купить ноты (их издали в типографии Le Figaro Music и датировали сентябрем 1893 года), когда заметила небольшую стопку газет. В одной из них, выпущенной больше месяца назад, была напечатана статья о роскошной жизни художника Огюста Маршана.

С колотящимся сердцем Джульетта просмотрела статью, где утверждалось, что Маршан жил в одном из самых фешенебельных районов Парижа. Поспешно купив газету, Джульетта спрятала ее в складках шали.

Вернувшись в свою комнату на бульваре Сен-Жермен, она снова и снова перечитывала статью, пока не запомнила ее почти наизусть. В этом году картины Маршана были удостоены множества наград, они начали украшать гостиные престижных парижских отелей. Как отмечал автор статьи, карьера художника процветала, и он с нетерпением ждал ежегодной выставки во Дворце индустрии, где снова будут выставлены обнаженные портреты Маршановских нимф.

Минувший год слегка стер воспоминания, и временами Джульетте казалось, что все это был сон. Однако когда она увидела фотографию Маршана, воспоминания нахлынули волной. Джульетта вспомнила все: волосы, разрез глаз, висящие на бедрах брюки, мягкий живот под хрустящим хлопком рубашки, запах. В последнем абзаце упоминалось, что Маршан, вдовец с двумя детьми, очень востребован в обществе – женском в том числе.

В тот вечер Джульетта снова заговорила с Варнье об опере.

– Я бы хотела посмотреть оперу. Настоящую оперу, а не эти… представления.

– Эти представления, как ты говоришь, – новейшее искусство. Настоящие художники, в отличие от их буржуазных подобий, не рисуют выхолощенную красоту, пока все вокруг них гниет.

Варнье явно говорил не об опере. Он говорил о Маршане. Неужели Мари показала ему газету?

– Вы обещали отвести меня в Опера-Гарнье, – осторожно напомнила Джульетта, продолжая жевать курицу. – Не просто в оперу.

Варнье выглядел взволнованным.

– Когда тебе исполнится восемнадцать.

– Но до восемнадцати еще целый год! – Джульетта была в ярости.