Слово «дьявол» было брошено в ассамблею как камень в пруд, провоцируя многочисленные концентрические круги на поверхности, – потому еще, что униат проскандировал его трижды, заставив всех затихнуть и внимательно посмотреть на фреску Микеланджело, на ее нижнюю часть с проклятыми и чертями.

Он повторил слово еще раз, выпив перед этим стакан воды, и обратился к своим преосвященным братьям с особой фразой на латыни. Души кардиналов замерли в ожидании завершения фразы от странной простоты слов, более подходящих Св. Иерониму, или св. Фоме Аквинскому.

– «Summa bac Ecclesiae Magistrae tempestate novam animam in proximo pontifice necesse esse…» – для возобновления ослабших сил от борьбы против старого противника. И самая молодая душа – это Африка. Земля, где евангелизм процветает наиболее интенсивно – и это правда, но и земля, где столкновение Зла и Добра достигает апогея. Там, далеко – родовые и племенные войны, неиссякаемая борьба за власть, носящая характер примитивных столкновений; люди все еще раскалены сотворением первого человека, только что изгнанного из Рая. Там, далеко – Каин и Авель, любящие и ненавидящие друг друга, каждый день готовы к братоубийству. Там, далеко – все еще живы герои первородного греха, – Адам, Ева, и змей. Мир должен вернуться в Африку, начать с его чудовищной невинности, его веры в борьбу между светом и тьмой, что поблекли и спрятались в прогресс на Западе, в самую страшную болезнь всей Земли… Следующий римский понтифик должен быть совершенно «новым» и для возрождения настоящего крещения должен быть окроплен восстановительными африканскими водами. Нового папу нужно брать из этой одухотворенной земли, не знающей сомнений и двусмысленностей, критических возражений и размышлений, – тех самых, что даны Тертуллианом и Августином Блаженным,[55]у которых была тоже черная кожа – но земли, имеющей силу бороться с врагами, как герои «Илиады». Князь тьмы сейчас снимает подковы для последней атаки против осиротевшей Церкви, устанавливая здесь, в ее сердце, в конклаве, свои военные службы, арсенал своих самых мрачных машин…

Когда славянский кардинал, сделав интервал, пил воду, он проследил за взглядами присутствующих и тоже стал смотреть на фреску. Стояла глубокая тишина.

– Вероятно, вы удивлены тем, что ваш брат с Востока, которому несколько человек отдали свои голоса на этих выборах, думает о возможности повернуть проблему, что возникла здесь, именно так, как я предлагаю. Возможно у вас возникло ощущение страха и желание бежать от ответственности. Но все совсем не так. И моя земля больна тем же, что и Запад. Ее христианское сердце же не так сильно стучит от внутреннего сознания принадлежности к своей национальности, как это было во времена Достоевского и Толстого. Материализм нищеты за семьдесят лет советского режима глубоко потряс народ. Как материализм богатства победил Европу. Ищите нового понтифика в Африке! Им может стать человек, который сумел обратиться к истинным формам веры, который связан с более земными и первородными силами, который умеет бороться со Злом своим оружием и побеждает дьявола. Который вот-вот завладеет нашими умами, сняв усталость, страх передвижения на ощупь в темноте, сомнения в вере, испуг перед одиночеством и тоску бессмысленного затворничества в последние нескольких дней, что нам осталось здесь быть. Есть человек, пришедший из Африки, и в Африке – он любимейший пастырь, на которого все возлагают надежды. Ему, дорогие братья, вы должны сейчас отдать голоса!

Такими призывом закончил свою речь кардинал Вольфрам Стелипин, обтирая запотевший затылок, по которому крупными каплями скатывался пот, и опустился на свое место.

Нет, имя черного кардинала, которое должно было быть обязательно указано, не прозвучало, оставив ассамблею в привычном состоянии тревоги, мучавшей и горячечностью произнесенной речи, и силой приведенных аргументов, в такой суровой и убедительной форме снова выдвинувших на передний план дуалистический конфликт между дьяволом и Богом.

Однако в соблазне возвращения к истокам, воскрешающим в памяти облик Африки, звучало для многих европейцев осуждение их собственных формаций и их способа выбора главы Церкви. Вызванные словами этого славянина волнение и нетерпимость у кардиналов, особенно у склонных к вопросам, напомнили конфликт, обрисованный униатом.

Почему этот человек, который своим предложением пытался убедить и самых сомневающихся, так и не произнес имя африканского кандидата?

Именно такой вопрос многие ему задавали вечером в турецкой бане в бастионе Сан Джованни, где сошлись участники конклава для восстановления сил, после дневного и вечернего голосований столь трудного дня, и голоса разделились между одиннадцатью африканскими кардиналами и этим самым украинцем.

– Так и не сорвалось с его языка имени несчастного, повторил еще раз Матису Пайде, но скорей для себя самого, кардинал из Парижа Де Гю, блаженно закрыв глаза и наслаждаясь теплым паром.

– Он сказал только, что мы должны постараться понять сами… казалось, что он просто боится назвать имя, будто какая-то тень над ним нависла, и он не смел взять на себя ответственность, – откликнулся Пайде.

– Наглая рожа, не посмел сказать, что мы уже преодолели все истории, случавшиеся в конклавах, – заметил Рабуити и, не выдержав горячего воздуха, снял купальный халат.

– Может быть я ошибаюсь, но здесь есть какой-то секрет – что-то уж очень много таинственности. Этот униат явно что-то скрывает, может он кому-то неведомому отправлял послание… – вмешался в разговор Сиро Феррацци, кардинал из Болоньи.

– Это еще зачем? – спросил Рабуити.

– Ну, например, к какой-нибудь спорной личности, то ли к новому Тертуллиану, то ли к новому Августину, кого предпочитаешь… – снова пошутил Феррацци.

– Да, кажется, будто ему было кем-то назначено выступить с этим предложением, – добавил Пайде.

– Во всяком случае ему удалось стравить африканцев, настроить одного против другого, это и есть результат, которого он добивался, – подтвердил кардинал из Палермо, едва управляясь с душем, регулируя горячую воду.

– Нет, результат не только в этом. Он навязал конклаву направление мыслей – это важно. Теперь уже не вернуться назад, к старой тропе; некоторые теперь будут думать, что нужно обратиться к истокам, к первородности и выбрать африканца, к чему и призывал униат, – прозвучал голос Пайде на фоне музыки Альбинони, ставшей в этот момент более оживленной.