купленный Олькевичем несколько месяцев назад по знакомству в магазине в Любони под Познанью. Заведующая магазином была племянницей его жены, и это она помогла купить им холодильник, вообще-то доступный только молодоженам. Олькевичи давно не были молодой семьей, поэтому товар им не полагался, но у племянницы был свой подход. Она уговорила женщину, хотевшую приобрести миксер, чтобы она согласилась взять для Олькевичей холодильник, конечно, за их деньги, а в знак благодарности получила из-под прилавка дефицитный миксер «Целмер» вместо отечественного. Благодаря расторопной племяннице Олькевичи смогли продать свой маленький холодильник «Иней» без морозильной камеры и вместо него поставить большой современный «Полар».

Однако самым важным из кухонной мебели был солидный, деревянный довоенный стол на толстых ножках, стоявший у окна. Сидя на стуле за столом, Раймонд мог видеть узкий двор, напоминавший колодец. Он не успел заметить ничего, кроме перевернутой урны для мусора, в которой копошился полосатый кот, как на кухню вошел Теофиль Олькевич. Он был одет по-домашнему, в зеленые спортивные брюки и белую майку, на которую успел натянуть клетчатую фланелевую рубашку. С улыбкой до ушей, он крепко пожал Дутке руку. Раймонд в этом доме был желанным гостем, так как его появление здесь всегда предвещало какое-нибудь прибыльное дельце. Именно он недавно продал Теофилю новый японский видеомагнитофон по неслыханно низкой цене. В придачу дал две видеокассеты. На одной были «Конан-варвар» и «Рэмбо 2», а на второй «Хайди с гор Шварцвальда», очень интересный порнофильм, который Теофиль посмотрел раз тридцать. Он даже пытался уговорить Ядвигу его посмотреть, но, когда она увидела, что за свинство там вытворяют, влепила ему пощечину и приказала выбросить фильм. Хорошо, что она не умела вынимать кассеты из видеомагнитофона. Теофиль спрятал кассету и смотрел ее только ночью, когда жена спала. Он хотел попросить Раймонда принести новые фильмы. Он хотел обменять «Рэмбо», а «Хайди» оставить себе.

– Как дела, пан Раймонд? – спросил он, усевшись напротив гостя. Он угостил его сигаретой из пачки, лежавшей в пустой хрустальной пепельнице. Они закурили, и запах некачественного табака быстро наполнил кухню. Пани Олькевич поставила перед ними две чашки кофе. Теофиль посмотрел на жену, улыбнулся ей и кивнул головой на кухонный буфет.

– Такой гость, Ядвига, угостила бы чем-нибудь покрепче, не хватало еще, чтобы пан Раймонд подумал, что ты негостеприимная хозяйка. Всем подноси, никого не обноси, – засмеялся Олькевич, довольно хлопнув себя по ноге.

– Я сама хотела, – посмотрела она на него с упреком и подошла к холодильнику, потому что какое-то время водка у них хранилась по-современному, в холодильнике, а Теофиль еще рассуждал по старинке. Вскоре на столе стояла бутылка «Ржаной», две рюмки и две бутылки напитка.

Хозяин налил водки в рюмки, а Ядвига, чтобы не мешать мужчинам, сказала, что идет в гостиную смотреть телевизор.

– Что такой невеселый? – поинтересовался Олькевич, заметив выражение лица гостя. – Лучшее средство – выпить водочки. – Они чокнулись полными рюмками и выпили до дна. Ни один из них не стал запивать. Раймонд посмотрел на Олькевича, нахмурив брови:

– У меня проблемы, пан Теофиль, если вы мне не поможете, мне конец. Все очень серьезно, и я не знаю, что мне делать.

Олькевич наклонился ближе к Раймонду, похлопал его по плечу и конфиденциальным тоном прошептал:

– Рассказывай. Посмотрим, что можно сделать, как говорится, нельзя только каску вывернуть наизнанку.

10:30

В баре «Кракус» на улице Красной Армии пахло приготовленным мясом, квашеной капустой и водкой. Неудивительно, потому что на этом предприятии общественного питания подавали только одно основное блюдо, вареную рульку с капустой. Настоящая свежая рулька по-прежнему была дефицитом. «Кракус» был, пожалуй, единственным местом в городе, где, заказывая это блюдо, можно было не сомневаться, что мясо свежее. Все благодаря тому, что владельцем бара был Бушевковский сельскохозяйственный производственный комбинат, известный во всей стране качественной мясной продукцией. Бушевко был рядом с Познанью, поэтому мясо привозили быстро, и даже в жаркие дни оно не могло испортиться по дороге. Вкус рульки чаще всего был именно таким, каким должен быть, и носы самых привередливых клиентов не могли уловить несвежий запах, конечно, кроме случаев, когда продукт завонял по независящим от персонала обстоятельствам.

Дирекция комбината хотела, чтобы познанский «Кракус» был настоящей визитной карточкой предприятия. Хорошее мясо все еще было дефицитным товаром, который продавался по карточкам, но здесь можно было наесться вдоволь. Товар в бар привозили ежедневно и в таких количествах, что даже несмотря на то, что поварихи во главе с заведующей большую часть продавали на лево, мяса хватало, чтобы удовлетворить аппетит вечно голодных клиентов. В «Кракусе» можно было еще и выпить, но для длительных посиделок бар не годился. Здесь ели и пили стоя, потому что сидячих мест не было, только два ряда высоких столов без стульев. Это гениально простое решение способствовало тому, что любителям выпить здесь было нечего делать. Потому что как можно пить, если нет ни стула со спинкой, ни столика, куда можно спокойно положить голову уставшему человеку.

Среди бездомных собак помойка во дворе за «Кракусом» пользовалась особым уважением. Привлеченные запахом остатков рульки, они прибегали с Красной Армии, Кантака и даже Пассажа Аполлона. Собак здесь всегда было много, и самые ловкие дворняги вообще не уходили бы отсюда, если бы не крутившиеся здесь неизвестно зачем люди. Двое как раз вошли во двор, и большая рыжая собака, которой наконец удалось добраться до огромной кости, вынуждена была уступить дорогу мужчине потолще и повыше. С костью в зубах она попятилась назад, все это время внимательно наблюдая за мужчинами, но они даже не взглянули на дворнягу. Сразу за разворошенной вонючей помойкой они свернули влево и подошли к металлической двери. Толстый постучал. Оттуда высунулась голова женщины в когда-то белом колпаке.

– Пан Ричи, – улыбнулась женщина и открыла дверь шире. – Заведующей нет, но, если надо, можно ее позвать, она пошла домой, наверх, – добавила она, кивая головой на здание во дворе.

– Да ладно, – махнул рукой Толстый Ричи. – Не надо, мы сами справимся.

Он первым вошел на кухню. За ним неровным шагом последовал Мирек Бродяк, у которого все еще шумело в голове после вчерашнего. У него было ужасное похмелье, но он решил сохранять стойкость. С самого утра он ничего не пил, хотя знал, что 50 граммов помогли бы прийти в себя. Но он не сдавался. У него была работа: он должен был задержать какого-то мужчину. Он, правда, не помнил, за что должен его задержать, но не было времени на рассуждения. Ричи ведь сказал, что это какой-то отморозок, а