кофе я люблю, и мой любимый оттенок голубого цвета, не означает, что ты знаешь меня.

Она была в ярости. Пыталась причинить мне боль. Я понимал, что это говорит вино, но не верил себе, что не попаду в ловушку и не сболтну что-нибудь лишнее. А вдруг я скажу что-то, о чем потом буду жалеть, а она вспомнит об этом завтра?

Вместо этого я сказал:

— Мне нужно отвезти тебя домой. — И с этими словами отступил назад и закрыл ее дверь.

Когда я оказался внутри, она сложила руки и прислонилась головой к окну, закрыв глаза.

Если повезет, она заснет раньше, чем я доставлю ее домой. От ее расстроенного вида у меня заболела грудь. Физически, блядь, заболела.

Потому что ей было больно. Стресс, вызванный денежными проблемами, скорее всего, стал причиной ее пьяного состояния. И то, что ей пришлось помогать мне, было похоже на ковыряние в старых ранах — заставляло девушку заново переживать разрыв с моим братом.

Я оказался мудаком, когда попросил ее о помощи, и мне придется найти способ как-то исправить ситуацию.

Я сделал несколько глубоких вдохов и отъехал от ее ресторана.

Она молчала всю дорогу до своего дома, и, как я и ожидал, Энцо и Мария ждали нас на улице.

Я припарковался за «Порше» Энцо, чувствуя очередной приступ дискомфорта в груди при одном только виде любимой машины отца, затем заглушил двигатель, чтобы подойти и открыть дверь для Натальи.

Энцо опередил меня.

— Дальше я сам, — сказал он, кивнув с подозрением, когда заметил изменения в настроении Натальи. Она действительно выглядела расстроенной.

— Спокойной ночи, Райан. — Мария сочувственно помахала рукой, тоже заметив перемену.

— Да, спокойной ночи. — Я планировал подождать, пока Наталья не окажется внутри, но мне хотелось убить Энцо просто за то, что он обнял ее, провожая, поэтому вернулся в свой джип и проехал небольшое расстояние до своего дома.

Я почувствовал облегчение, когда вошел и понял, что мама уже спала. Мое напряжение не позволило бы спокойно разговаривать.

Я выпил всего один стакан «Maker's Mark», так как знал, что буду за рулем, но мне нужно было расслабиться хотя бы с помощью бокала вина. Я подошел к небольшому бару в гостиной, чтобы проверить, что припасла мама.

— Джекпот. — Я взял стакан и бутылку «Jameson».

Поднявшись наверх, я скинул мокасины и поставил бутылку и стакан на комод.

— Всегда «котик», да? — пробормотал, вспомнив свои слова, обращенные к Наталье.

Вечный член команды… пока не перестанешь им быть.

Потому что ты сломан. Уволен. Чувствуешь себя получеловеком.

Я оставил виски на комоде и открыл шкаф, не уверенный, что погрузиться в воспоминания — хорошая идея.

Мама повесила мою парадную белую и синюю форму рядом с повседневной. Я потянулся к одной из пиксельных зеленых, черных и коричневых камуфляжных форм времен моей службы, разглядывая нашивки на рукаве. Затем я провел ладонью по эмблеме на груди формы — трезубцу «морских котиков» с орлом, сжимающим якорь, трезубец и пистолет.

У меня свело живот, когда я попытался вспомнить, что произошло в мой последний день службы три года назад.

Конечно, воспоминания были нечеткими. Мне пришлось прочитать AAR, отчет о выполненном задании, чтобы восстановить детали, которые привели к окончанию моей службы на позиции Альфа-2. Чтобы узнать больше о взрыве, который отправил меня в полет. Но я не был Суперменом и не исцелился, как он, под солнечными лучами. Боже, если бы только это было так.

Я опустился на колени и потянулся к коробке из-под обуви, в которой хранилось столько воспоминаний, а затем начал копаться в фотографиях. Было слишком больно смотреть на фотографии, сделанные во время службы во взводе «Альфа», поэтому я поискал старые снимки, сделанные во время учебы в BUD/S. Тогда у нас еще не было телефонов с камерами.

Найдя старые снимки, я опустился на колени и стал их просматривать. Боже, какими же мы были тогда детьми.

На большинстве снимков были Люк, Ноа, я и еще несколько ребят. Мы стали дружной командой из семи человек. Ни один из нас никогда не звонил в колокол и не увольнялся. Мы закончили BUD/S и стали взводом.

Еще один из нашей команды BUD/S также работал в «Скотт & Скотт Секьюритис», но, вероятно, более регулярно, чем Ноа, хотя отец Нокса теперь был президентом Соединенных Штатов. Может быть, Нокс был связующим звеном между компанией Люка и президентом? Ну, если мои инстинкты были правы, и эти парни действительно проводили секретные операции для главнокомандующего. Если это правда, то чутье подсказывало мне, что Ноа не принимал участия в этих секретных миссиях.

Я разговаривал с Ноа перед тем, как отправиться в ресторан Натальи, и он подтвердил, что Энтони по-прежнему в порядке.

Я снова и снова благодарил его за помощь. За то, что он оставил свою семью в Нью-Йорке ради моего брата, который этого не заслуживал. Мы слишком давно не разговаривали, поэтому за время нашего короткого десятиминутного разговора мы попытались наверстать упущенное.

У Ноа была семья, как и у Люка. Остальные четверо парней, с которыми я общался в BUD/S, тоже были женаты и имели детей. Я был единственным одиночкой.

Я тяжело вздохнул, собрал свои душевные и физические воспоминания, а затем закрыл дверь шкафа. В буквальном смысле. Метафорическая дверь? Она никогда не закрывалась полностью.

Не успел я переключиться на ирландский виски, как заметил, что в спальне Натальи загорелся свет, а еще через мгновение поднялись ее жалюзи.

Я нахмурился, не понимая ее плана, но сделал то же самое с жалюзи в своей комнате, а затем полез в карман за телефоном. Я держал его на виду, давая ей понять, что планирую позвонить.

Она исчезла на секунду, пока я искал в контактах ее номер, и вернулась в поле зрения, уже приняв звонок.

— Я весь внимание, — произнес, чувствуя себя неловко из-за того, что могу видеть ее в освещенной комнате. По крайней мере, она еще не сменила одежду на пижаму.

— Я никогда не пью так много. И ко мне уже целую вечность не прикасался мужчина, так что я была возбуждена. Потом я почувствовала себя отвергнутой. Я вела себя как ребенок. Мне очень жаль, — забормотала она.

Я уперся предплечьем в оконную раму и издал грохочущий рык разочарования.

Неужели она забыла о нашем разговоре в моей спальне? Тогда она была трезва, рассказывая, как давно к ней не прикасался мужчина и как сильно она нуждается в сексе.

— Из-за твоей честности кто-то может пострадать, — признал