Кашлянула:

— Абель, он вообще-то серьёзно ранен.

— Для серьезно раненого он слишком много говорит, — несогласно прорычали мне в ответ. Девор протестующе простонал, взбрыкнул и заработал короткий удар, призванный отучить его не просто права качать, но вообще считать, что какие-то права у него в принципе есть.

А желания броситься их разнимать у меня так и не появилось. Отморозок сам напросился. Мне не было его жалко.

Я уже немного утомилась жалеть тех, кому не посчастливилось встретить на своём жизненном пути Абеля. В их жизни он был случайным гостем, в моей — полноправным хозяином.

И, как хозяин, по окончанию драки до помощи пострадавшему ужас меня ожидаемо не допустил, заявив, что Девор — дракон и сам справится со всеми повреждениями, а если не справится, то не такой уж он и дракон.

Отморозок, оставленный Абелем лежать на полу в разгромленной спальне, на это заявление ответил болезненным, но победоносным подхихикиванием. Несколько ребер у него были сломаны, и один из обломков недвусмысленно тыкался в легкое, мешая хохотать в голос.

* * *

На ранний и очень печальный ужин Девор ожидаемо не смог спуститься, сращивая сломанные кости и заживляя рваные раны в тишине комнаты. Раданэш, желавший отдохнуть от общества Абеля, пока такая возможность была, составлять нам компанию так же отказался, мечтательно сообщив, что поест в номере и ляжет спать. Король ссылался на возраст, у меня отговорок не было, потому за столом в шумной зале я сидела напротив дракона. Собственно, поэтому-то ужин печальным и был.

Отнести еду Девору мне не позволили, откровенный ужас работников постоялого двора, убиравших разгром в комнате (и видевших избитого дракона, что так и остался лежать на полу), игнорировали, на затравленный взгляд хозяина, которого не смогло задобрить даже щедрое возмещение ущерба, не обращали внимания.

Абель угрюмо разглядывал мясную запеканку, я старательно притворялась пустым местом. А вокруг царила беззаботная вечерняя атмосфера. Постояльцы ели, смеялись, обсуждали планы на завтра. Два купца, засевшие у окна, ожесточенно спорили о том, какой дорогой лучше ехать в Туманный удел… подумать только, на материке были купцы! Пусть немного странные, излишне бледные и все как на подбор светловолосые — из темненьких тут была только я, король, да парочка беспечных путников. Рыжий же и вовсе один — сидел он сейчас напротив меня, заставляя всех невольно обходить наш столик стороной. И это особенно угнетало.

Я давилась ужином в компании хмурого дракона, а совсем рядом кипела жизнь. Незнакомая мне, удивительная и захватывающая жизнь, о которой я ничего не знала.

Но хуже всего было даже не это…

— Все настолько плохо?

— Что? — Абель нехотя оторвался от созерцания своего ужина.

— У тебя сейчас такое лицо, словно мир рухнул, а тебе об этом не сообщили, — я запнулась, — в смысле, мир действительно рухнул, но уже давно, и ты об этом знаешь.

— Если я убью Девора, ты расстроишься?

Наверное, мне бы стоило привыкнуть уже к мозгодробильности вывертов драконовой мысли, но не получалось. Вот и сейчас не вышло.

— Что?

— Я хочу убить его.

И что я могла ответить на подобное завление? Только глубокомысленно молчать и все. Ещё, конечно, могла надеяться, что мне это просто послышалось, но на это не хватало наивности.

— Осуждаешь? — по-своему понял он моё молчание.

— Думаю, что пора спать. Ты явно устал. Лучше будет к этому вопросу вернуться завтра, на свежую голову…

Спорить Абель не стал, приятно удивив меня покорным:

— Наверное, ты права. Пойдём.

Хотелось верить, что утром, отдохнувший и полный сил, он подобреет и забудет о своём желании убить Девора.

Ну… надежды оправдались. Утром ему было совсем не до отморозка…

— Сокровище, ты вся горишь, — обеспокоенный голос ужаса вторгся в мой бредовый сон, — мне не нравится этот жар.

Сглотнув, я с ужасом осознала, что горло воспалено и просто зверски болит. И голова болит. И в глаза будто песка насыпали. И дышать тяжело. И жарко так, что даже ладонь Абеля, лежавшая на моем лбу, казалась прохладной.

Не сдержавшись, я жалобно захныкала. Заболела. Вот просто взяла и заболела, не прошли бесследно полеты на драконе.

— Веда, — мягко позвал Абель, — что не так?

— Заболела я, — просипела едва слышно. Слова царапали горло, отдавались в затылке тупой болью, хриплым шепотом срываясь с губ. Если бы не тонкий драконий слух, меня бы вряд ли услышали.

— Люди, — пренебрежительно раздалось совсем рядом. Девора вчера хорошенечко отделали, а сегодня он уже был бодр и, судя по голосу, совершенно здоров. А я нет, — мир изменился, а они остались такими же слабыми, жалкими, бесполезными…

— Еще одно слово, и я вырву твой язык. — пообещал ужас спокойно, даже чуточку рассеянно, и от того слова его прозвучали особенно жутко. — Я не разрешал тебе входить.

— Не разрешал входить? В стене дыра. — фыркнул отморозок. Градус презрения он сбавил, но совсем не замолчал. Бесячий, наглый тугодум… — Ты не можешь отрицать того, что люди до отвращения беспомощны.

— Но становление Излома пережили они, а не мы. — жестко припечатал Абель. Потом велел: — Найди лекаря.

Я ожидала очередной порции возмущения, но возмущения не последовало. Ворча под нос что-то неразборчивое, но несомненно раздраженное, Девор покинул комнату. Отправился за лекарем, стало быть.

Стоит ли говорить, что для лекаря, которого по печальному стечению обстоятельств, хозяин постоялого двора, грубо разбуженный драконом, вспомнил первым, утро это началось слишком рано и крайне экстремально.

Дядечку в буквальном смысле вытащили из постели, напугав его жену и оставив дом без входной двери… Три улицы на плече дракона, в одной пижаме, под лениво падающим снегом немолодой, тощий и крайне впечатлительный мужчина преодолел за несколько минут. Впрочем, подозреваю, если бы меня так беспардонно похитили из собственного дома, я бы тоже была впечатлительной.

Девор с лекарем не церемонился.

Доставил в комнату, сгрузил на пол и отошел к стене, с брезгливым интересом глядя на сидящего на полу, беспомощно ругающегося беловолосого (как и почти все в Талом уделе) мужчину. Всклокоченный, с побелевшими от холода и дрожащими от страха губами, он не мог понять, что происходит. И замолчать тоже не мог.

Абелю это надоело довольно быстро. Сжимая мою горячую руку в своих, не сильно-то и теплых, если подумать, ладонях, он негромко велел:

— Замолчи, убогий, — лекарь напоследок сдавленно всхлипнул и замолчал, а ужас продолжил командовать, — осмотри ее.

— Вы меня похитили! Это противозаконно! — кудахтнул он. — Я буду жаловаться!

— Не будешь, — пообещал Абель, и взгляд его при этом был страшным, — если не прекратишь меня злить, то уже никогда и никому не пожалуешься. Трупы не умеют разговаривать.