завершение полевого сезона, если это можно так называть. Мы спустили флаг и устроили салют из винтовок нашими последними зарядами.

Пока мы летели полустоя в переполненном вертолете, я пытался хоть немного вздремнуть, чтобы скоротать эти несколько часов пути. В Диксоне нас ждал полицейский фургон. У Хенка и раньше были недобрые предчувствия по поводу бюрократических заморочек, с которыми мы можем столкнуться в России, а теперь, возвращаясь с трупом на борту, он приготовился к худшему. К нашему удивлению, полицию интересовало лишь, не стреляли ли мы белых медведей. Они спросили, можно ли осмотреть наш вертолет, чтобы убедиться, что мы не везем с собой медвежьих шкур. На вопрос Хенка, что делать с покойным, они ответили, что это их не касается, за ним приедут другие. Действительно, через 10 минут приехал грузовик с открытой платформой, два молодых парня кинули носилки под вертолет, а потом куда-то удалились. Вдвоем с Виктором мы перевалили тело мужчины на носилки и с помощью двоих полицейских водрузили носилки на платформу. Его меховая шапка, которая при жизни была ему безнадежно мала, слетела с его головы, как только грузовик тронулся с места. Небо было серым и мрачным, хлопьями сыпал снег.

Диксон показался нам одной большой грязной лужей. Сумрачную атмосферу не скрашивают даже яркие цвета деревянных домов. На большом автобусе мы ехали через угрюмые улицы, уставленные бесполезной техникой и пустыми контейнерами. Провисшие трубы уложены поверх выстроенных шеренгами бочек из-под солярки, чтоб хоть как-то изолировать их от промерзшей земли. Поселок расположен на возвышенности, и море здесь видно отовсюду. Вдоль дорог настелены деревянные тротуары, по которым прогуливались нарядные, ухоженные дамы в дорогих шубах. Они останавливались и удивленно смотрели, как мы, потрепанные и небритые, гурьбой вываливаемся из автобуса. Нас отвели в большую гостиницу. Тараканы, пригревшиеся в тепле и уюте, бросились врассыпную, когда я поставил на пол свои сумки. Мне казалось, что я совсем недалеко от Ледяной Гавани. Но когда после 12 суток полярного дня вечером вдруг стало темно, я почувствовал, что снова возвращаюсь домой.

Глава 5

Два года спустя

В 1990-е годы Амстердам сохранял свой внешний облик практически таким же, каким он был на протяжении столетий, и при этом вполне оправданно был куда в лучшей форме, чем даже 10 лет тому назад. Мы все переходили с одного университетского проекта на другой, получали мало, а зачастую и вообще ничего, но не придавали этому особого значения, потому как нами двигало нечто большее: жажда приключений. И уж в этом я напал на золотоносную жилу.

Летом 1995 года была организована еще одна экспедиция на Новую Землю с целью отыскать обломки корабля и изучить возможные места захоронения Виллема Баренца и Класа Андриса. Этому предшествовало одно знаменательное событие. В мае 1994 года прибывшие в Москву специалисты из Рейксмузеума (см. дополнение) опознали части корабля Виллема Баренца. Обломки судна хранились в непримечательном здании на северо-востоке Москвы, в одном шаге от Монумента покорителям космоса. Самый крупный фрагмент, очевидно, представлявший собой часть корпуса судна, был около 4 метров в длину и состоял из двух слоев дубовых досок по 4 сантиметра в толщину, скрепленных между собой коваными железными гвоздями и деревянными шкантами диаметром 2,5 сантиметра. Эллин Карлсен писал, что видел эти части судна на берегу рядом с Благохранимым домом в сентябре 1871 года. Франс Херес всё еще видел их 120 лет спустя, но в 1993 году от них не осталось и следа. Только когда московский Институт наследия установил контакт с Рейксмузеумом, выяснилось, что в июне 1992 года они забрали обломки на хранение. Поскольку их пришлось частично раскапывать, вполне может быть, что на берегу под завалами гравия остались еще какие-то части, погрузившиеся в грунт под воздействием морского льда. Поступившее в октябре 1994 года от Института наследия приглашение организовать совместную российско-нидерландскую экспедицию давало дополнительную возможность закончить археологическое обследование Благохранимого дома и осмотреть могильные холмы, которые были замечены на северном побережье Новой Земли. С обеих сторон в морской экспедиции должны были принять участие 12 ученых. Все организационные вопросы предстояло решить в течение нескольких коротких месяцев.

Судно было зафрахтовано с 15 августа. Оно должно было доставить участников экспедиции на север Новой Земли, где предполагалось высадить две партии на расстоянии 80 километров друг от друга. Мы срочно должны были найти спонсоров, чтобы у нас была возможность взять с собой всё необходимое снаряжение и продовольствие. Нам повезло с самого начала – военные предоставили нам одежду и оборудование для поисков нашего национального героя Виллема Баренца и его судна. Армейские саперы вызвались обучить нас работе с их суперсовременными металлоискателями.

Во вторник, 27 июня 1995 года, я встретил пятерых членов нашей команды, вместе с которыми мне предстояло работать летом. В 7 часов утра, с первыми лучами солнца, мы собрались у канала перед нашим офисом в Амстердаме, чтобы поехать на авиабазу Гилзе-Райен, где мы будем учиться работать с металлоискателем.

Когда мы выехали из Амстердама, Ержи Гавронский, одной рукой держась за руль, повернулся и протянул нам газету. На третьей странице была статья нашего коллеги-исследователя, в которой он выражал сомнения в успехе экспедиции, заявляя, что без его опыта и знаний мы ничего не добьемся.

«Ну что ж, это интересно», – невозмутимо произнес Бас Кист. Автор статьи утверждал, что океанские течения у побережья Новой Земли унесли судно Баренца далеко от берега, умерших похоронили в море, а от Благохранимого дома почти ничего не осталось. Я был в растерянности. Почему они смеются? А вдруг это помешает нам в поиске спонсоров?

«Ты знал об этом? Почему он это написал?» – спросил я Ержи, нашего научного руководителя. Он улыбнулся и кивнул: «Да, знал. И автора я хорошо знаю».

«Мы его знаем больше 15 лет, – вмешался Бас. – Вместе работали на Шпицбергене, на раскопках китобойной базы в Смеренбурге». «Так что ты об этом думаешь? И к чему тогда эта статья?» – спросил я. Бас усмехнулся: «У нас с ним разногласия».

Бас Кист с 1964 года был куратором отдела истории Нидерландов в Рейксмузеуме, а также коллегой и добрым другом Йоста Браата. В 1978 году, когда ему было 44 года, он четыре недели жил один в палатке среди руин китобойной станции Смеренбург на острове Амстердам.

«Шпицберген в то время был границей обитаемого мира, – вспоминает Ержи. – Он был совсем не похож на место для пешеходных прогулок и палаточного отдыха. Там совсем ничего не было». На