— Совершенно верно.

Он идет к двери и открывает ее. Ждет молодого поэта с рукописью первых стихов.

Скрипит снег, и дыхание белым паром вырывается в холодный воздух. Светает. Я думаю о папе, о том, что тот мог бы сказать.

Предполагаю, что он сказал бы одно из двух.

Либо: я ожидал, что ты присоединишься к гордым женщинам наших краев, Гекла.

Либо: «Сага о людях из Лососьей Долины» не была деревенским романом.

Прорубь на озере увеличивается день ото дня. Однако я решаю испытать, выдержит ли лед женщину с рукописью в коробке из-под обуви.

Слышится голос гуся.

Хочу переселиться в другое место, это тяга к другой звезде

Подруга медленно допивает кофе, проводит три круга чашкой над головой и ставит на край плиты.

Ребенок сидит на полу и играет с котенком.

— А я встречалась с издателем.

— Он собирается издавать твою книгу?

— Нет.

— И что сказал?

— Сказал, что она слишком отличается от того, что пишут его авторы, и поэтому издать ее он не может.

— Он не почувствовал метель пушицы?

— Нет.

— И солнца, которое лечит раны? Никакой сумеречной росы, обволакивающей тоску?

— Нет.

Некоторое время я молчу, подруга тоже.

— Я не могу не сочинять, Исэй. Не могу утратить этот нерв. Это моя линия жизни. Больше у меня ничего нет. Сила воображения — вот все мое богатство.

— Ты поэт не сегодняшнего, а завтрашнего дня, Гекла. Разве не об этом говорит твой папа? Ты родилась слишком рано.

Она встает и подходит к окну. Живот у нее заметно вырос.

— Помнишь женщину из соседнего подвала, о которой я рассказывала?

— Да.

— На выходных она утопилась в море. Мне продавец рыбы рассказал.

Я и сама понимала, что у нее не все в порядке. Пять месяцев живут, а штор на окнах так и нет. Слышала, она лежала в психушке. После рождения четвертого ребенка перестала готовить и целыми днями плакала. Ей было двадцать три года, старшему мальчику семь. Ее сестра заберет двух младших детей. Ее муж привел новую жену, но взять детей она не может. Старших мальчиков отправят в приют.

Подруга поворачивается и идет ко мне.

— Помнишь, Гекла, как мы с тобой катались на коньках? Ты впереди, я за тобой, сквозь лед пробивались пучки желтых травинок. Тогда еще не приехала бригада прокладывать электролинию и все было впереди.

Она опускается на стул и смотрит на свои руки, на открытые ладони.

— Сегодня утром в окно подвала проник первый луч солнца за пять месяцев. Перед тем как уйти, я недолго посидела с лучом на коленях, с ладонями, полными света.

Главная новость дня: прилетела ржанка

Птицы заполняют озеро, и уже недолго ждать, когда день сравняется с ночью.

Когда я возвращаюсь домой, поэт лежит на кровати, приложив радио к уху, и слушает новости.

Главная новость дня: прилетела ржанка…

Он выключает радио и хочет знать, где я была.

— У Исэй.

Он садится.

— Мы не можем больше так жить. Варить картошку в той же кастрюле, что и рыбу.

Говорит, что скоро освободится комната с мини-кухней. Что можем также снять двухкомнатную квартиру.

— Нам нужно жилье, которое ты сможешь сделать уютным. Обеденный стол и скатерть. Что ты на это скажешь, Гекла?

Я стою у окна, черный дрозд, умывшись в желобе, чистит перья, крылья как сложенный зонтик.

— Мы могли бы поехать на автобусе на Полятинга и несколько дней пожить в палатке у озера. Заниматься тем, что делают все влюбленные пары, — предлагает поэт.

Он смотрит на меня.

— Мы могли бы даже заказать такси. Я бы взял напрокат палатку с резиновым дном и спальники, покупали бы еду и напитки в «Вальгалле». Могли бы обручиться.

Он задумывается.

— Я бы, вероятно, смог снять летний домик. Мы сидели бы бок о бок и писали, читали, вдыхали запах растений. Ты могла бы ходить по воде. Как это тебе, Гекла?

Ночью я встаю и вставляю новый лист в каретку.

Я, Гекла Готтскальксдоттир, прошу уволить меня из ресторана отеля «Борг» по причине недостойного поведения клиентов мужского пола, которые мешают моей работе и личной жизни.

Свет растворил темноту ночи

На следующий день я пришла в «Борг» в лосинах с заявлением об уходе.

— Мир не такой, каким ты хочешь его видеть, — говорит метрдотель. — Ты женщина. Смирись с этим.

Затем иду в дирекцию отеля и прошу выдать мне зарплату за последнюю неделю.

— Я ждала, что ты устроишь скандал, — признается Сирри. — Откажешься обслуживать клиента или выльешь кофе из кофейника на господ за круглым столом.

Она стоит на тротуаре и курит.

— Ждала, что тебя уволят, потому что у тебя свое мнение и никакой услужливости. Но не того, что ты вернешь фартук. Обычно слишком гордых девушек выгоняют.

Мы из того же вещества, что наши сны

— Ко мне приходил поэт, — сообщает подруга. Она сидит напротив меня и кормит дочку. Я пью кофе.

— Старкад?

— Да.

Я пригласила его войти, налила кофе. Он был ужасно удручен, но заметил, что у нас красиво. Подошел к картинам, внимательно их рассматривал. Долго держал в руках фотографию, где мы с тобой у стены овчарни.

Он посмотрел на Торгерд и сказал: понимаешь, Исэй, я ведь совсем не знаю Геклу. Затем спросил, не собираешься ли ты от него уходить.

Она в нерешительности, смотрит мне в глаза.

— А ты действительно собираешься?

— Да.

Подруга вытирает ребенку рот, снимает слюнявчик и опускает дочку на пол. Она делает несколько шагов, везя за собой трактор.

— Йон Джон прислал мне билет. Я поплыву на «Гуллфоссе».

Она наливает кофе в чашки.

— В следующем году в твоей жизни произойдет то, что изменит твои представления о мире, а у меня все останется по-прежнему. Только нас будет четверо. Ты стояла под дрожащей листвой бука и вдыхала его аромат, сквозь листок ты смотрела, как светит солнце, возможно, встретилась глазами с совой. Ты в кофте на пуговицах, в руке держишь пальто.

Она приносит кофейник и снова наливает в мою чашку.

— Ты уедешь, а я останусь и буду надеяться, что продавец завернет рыбу в стихи или роман с продолжением.

Она встает и идет за дочерью, которая уже придвинула стул к серванту и собиралась на него влезть.

— Скоро фермеры у нас на западе начнут жечь прошлогоднюю траву, в воздухе запахнет дымом, останется выгоревшая земля. А когда меж дней не будет ночи, родится ребенок.

Люблю тебя, с тех пор как за тобой шпионил