потребности в ком-либо, но ещё больше скучал по парню, которому, пусть и временно, удалось вывести меня из моей замкнутости. Хоть я и не знал, что было для меня более губительным: продолжить поддерживать какие-то взаимоотношения с Максом или же забыть о нём, как я собирался изначально, я осознавал, что точно не смогу больше гнить дома.

Вскочив с дивана из-за жуткого миража, я принялся натягивать на себя тёплые вещи. В приступе паники я сунул оставленные Максом деньги в карман рюкзака и, не отдавая себе отчёт в том, что делаю, метнулся в прихожую и натянул куртку. Только завязывая шнурки ботинок трясущимися пальцами, я остановился и в растерянности посмотрел на свои ноги. Я собирался пойти в магазин, чтобы купить очередную бутылку и спастись от наваждения и одиночества. Поймав себя на этом, я отвесил себе звонкую оплеуху.

«Он тебе не для того деньги оставил, чтобы ты их прожирал, тупой ты алкаш», — выругался я сам на себя и всё же решил, что любое действие будет лучше, нежели возвращение к отвратительному и неадекватному пьяному дурману. Мне нужна была работа, чтобы было ради чего вытаскивать себя во внешний мир, и, хоть я на это и не рассчитывал, мне хотелось, чтобы это была моя старая работа в медицинском училище, где я хотя бы мельком мог видеть Макса. Может, если бы я вернулся к прежнему делу, от этого и самому Максу стало бы проще. Я не мог в раз простить его, но, осознав, что он едва ли был менее уязвим, чем я, мне хотелось избавить его от лишних терзаний, показав, что я в порядке и могу жить дальше.

Я сам себе должен был доказать, что я всё ещё был в порядке и всё ещё мог жить дальше.

Около двух недель назад я ушёл на больничный из-за подскочившей вследствие переохлаждения и воспаления температуры, но потом так и не явился на плановый осмотр для того, чтобы закрыть больничный лист. Из-за того, что я разбил телефон, связаться со своей начальницей, заместителем директора, я тоже не мог. Поезд определённо уже должен был уйти, и надеяться на возвращение в училище не приходилось. Тем не менее, я всё же наконец-то взял купленный Максом мобильник и, так и стоя в куртке и не завязанных ботинках в прихожей, бездумно написал на единственный забитый в памяти номер: «Меня уволили? Ты не знаешь?»

Почти сразу же раздалась мелодия входящего вызова, по умолчанию установленная на новом гаджете. Была середина дня, и Макс должен был находиться на парах, но я не был удивлён тому, что он мгновенно отреагировал на моё сообщение. Моего доверия Макс мог и лишиться, однако моя вера в его порядочность так или иначе восстановилась после того, как он несколько дней не отходил от моего загибающегося, почти бессознательного тела и сказал, что был готов понести ответственность за свой омерзительный поступок. В правдивости его слов я не сомневался, он был слишком подавленным для того, чтобы позволить себе так нагло врать.

— Привет, — тихий и нерешительный голос в трубке словно доказывал, что я не ошибался в своих суждениях и Макс по-прежнему был опустошён, несмотря на стремление помочь мне. — Ты хочешь снова выйти на работу в училище?

Ответом ему была тишина.

— Я говорил заместителю директора, что ты заразился гриппом и надолго слёг с жаром. Она ждёт, когда ты объявишься, но, если у тебя нет больничного, она должна будет тебя уволить… — я услышал, как Макс сглотнул. — Он у тебя есть?

Я молчал, всё равно не зная, стоило ли прямо сказать, что у меня он был, но я упустил возможность закрыть его, или же можно было считать, что у меня вообще ничего нет.

— Артур… Если тебе нужно, я могу попробовать придумать что-нибудь, договориться со знакомыми вра…

— Нет.

На другом конце раздался шумный вздох. Это был только второй раз после моего нервного срыва, когда Макс услышал мой голос. Для него было непривычно слышать от меня что-либо, как в общем-то и мне самому говорить с кем-то было не менее странно. Стараясь не задумываться об этом, я сказал:

— У меня есть незакрытый больничный, но я оформил его давно и не пришёл на повторный приём. От него может быть какой-то толк?

Макс медлил. Видимо, звук моей речи снова ввёл его в ступор.

— Ты открыл его сразу после того, как… Как я…

— Да.

«Прошу, не продолжай», — мысленно добавил я.

— Тогда… Нестрашно, если ты не пришёл в назначенную дату, всегда можно сослаться на то, что тебе было совсем плохо, и уговорить врача пойти тебе на встречу. Но нельзя, чтобы больничный длился более 15 дней, иначе его продлением или закрытием уже будет заниматься комиссия. Ты вроде…

— Нормально, если закрою сегодня. Спасибо.

Я хотел отключиться, но Макс спросил:

— Мне пойти с тобой? Говорить и всё такое… Тебе, наверное, будет это непросто…

— Не стоит.

Я положил трубку и уже менее дрожащими руками наконец-то завязал шнурки. Стремясь успеть в поликлинику до того, как закончится утренний приём участкового терапевта, я выбежал из удушливой квартиры.

* * *

После успешного закрытия больничного, я написал Максу только одно слово: «Успел». Ему стоило знать об этом, потому что нас обоих ожидало моё возвращение на работу.

В сообщении я не стал вдаваться в подробности о том, что моя немота чуть ли не впервые принесла мне что-то хорошее. Пожилая женщина-терапевт, занимающаяся оформлением бумаг, сердечно отнеслась к моей неспособности разговаривать, и из-за плохого зрения даже не стала внимательно вчитываться в напечатанные на экране нового мобильника объяснения моего столь позднего визита. На легенду Макса про тяжело перенесённый грипп женщина покивала и без колебаний поверила в то, что меня сильно подкосило из-за подхваченного вируса. Она пожелала мне здоровья и с доброжелательной улыбкой отдала подписанный бланк.

На следующее утро я, как и раньше, пришёл в училище в полдевятого утра и отнёс драгоценный листок своей начальнице. К моему облегчению она была рада меня видеть и призналась, что очень ждала, когда я выйду на работу. Близился конец декабря, а вместе с ним и новый год с предстоящими каникулами. По словам заместителя директора, в это время практически невозможно было найти нового сотрудника на и без того непопулярную вакансию, поэтому она переживала из-за того, что я могу не вернуться.

Когда я вышел из кабинета начальницы и по коридору двинулся к инвентарной, по которой уже успел начать тосковать, я то и