А он никогда раньше, до встречи в ризнице, не замечал ее. Каким же тупым, слепым дураком он был! Ну и слава Богу! Да, слава Богу! Ибо если он был дураком, то такими же были и все остальные мужчины, которые проходили мимо нее на бесчисленных балах и вечерах, не взглянув на нее. И теперь она принадлежит ему.

Только ему, в постели.

А пока он должен бороться с собой, не допускать, чтобы его улыбка превратилась в злобный оскал. Кто бы мог подумать, что ухаживание за собственной женой может быть таким возбуждающим.

— Я имею полное право ухаживать за вами, добиваясь вашего расположения. Ведь у нас не было для этого времени до нашей свадьбы. Почему бы, не заняться этим сейчас?

— Зачем вообще это надо? — с изумлением спросила Мелисанда.

— А почему бы и нет? — Поддразнивая, он снова провел розой по ее губам, глядя, как цветок оттягивает ее нижнюю губу, открывая влажную поверхность, при виде которой он ощутил напряженную тяжесть в паху. — Разве муж не должен знать свою жену, лелеять ее и обладать ею?

При слове «обладать» ее глаза блеснули.

— А вы обладаете мною?

— Обладаю, по закону, — тихо сказал он. — Но я не знаю, что у вас в душе. А может, знаю? Как вы думаете?

— Думаю, что нет. — Он отвел цветок от ее губ, чтобы он не мешал ей говорить, и она кончиком языка дотронулась до нижней губы. — И не думаю, что когда-нибудь узнаете.

Она смотрела на него, и этот ее взгляд был открытым вызовом.

Он кивнул:

— Возможно, но это не остановит моих попыток. Она задумалась.

— Впрочем, я не знаю…

Он провел пальцем по ее губам.

— О каких еще талантах вы не рассказали мне, моя прелестная жена? Какие тайны вы скрываете от меня?

— У меня нет никаких тайн. — Когда она заговорила, ее губы, словно в поцелуе, касались его пальца. — Вы их не найдете, даже если будете искать.

— Вы лжете, — тихо сказал он. — И хотел бы я знать почему.

Она опустила глаза. Он чувствовал влажное прикосновение ее языка к его пальцу и от этого у него перехватило дыхание.

— Неужели вас нашли, уже вполне сложившейся, на каком-то необитаемом острове? Вы кажетесь мне прекрасной, волшебной, неземной и шаловливой нимфой, очаровывающей мужчину.

— Мой отец был простым англичанином. Ему бы не понравились эти мысли о волшебстве.

— А ваша мать?

— Она была родом из Пруссии и даже более здравомыслящая, чем отец. — Мелисанда тихо вздохнула, ее дыхание касалось его кожи. — Я не романтическая дева. Я обыкновенная англичанка.

В чем он весьма сомневался.

Погладив ее по щеке, Джаспер убрал руку.

— Вы выросли в Лондоне или в деревне?

— Большей частью в деревне, хотя мы каждый год наезжали в Лондон.

— И у вас были подруги? Милые девочки, с которыми можно пошептаться и посмеяться?

— Эмелин. — Их взгляды встретились, и в ее глазах он увидел боль.

Эмелин жила теперь в Северной Америке.

— Вы скучаете по ней?

— Да.

Пытаясь вспомнить подробности детства Эмелин, он рассеянно провел розой по ее обнаженной шее.

— Но вы почти не знали ее до школы, не правда ли? Наше фамильное поместье граничит с поместьем ее семьи, и я с пеленок знал и ее и ее брата Рено. Я бы запомнил вас, если бы вы тогда дружили с Эмелин.

— Неужели? — иронически спросила Мелисанда. Ее глаза вспыхнули гневом, но она не позволила ему начать оправдательную речь. — Я познакомилась с Эмелин, когда приезжала в гости к подруге, жившей неподалеку. Мне было тогда четырнадцать или пятнадцать.

— А до того? С кем вы играли? Со своими братьями? — Он следил за движением розы, которая, коснувшись ее ключицы, стала спускаться ниже.

Она пожала плечами:

— Мои братья старше меня. И они оба уже учились, пока я играла в детской.

— Значит, вы были одиноки. — Он не сводил глаз с розы, скользящей по ее груди.

Она прикусила губу.

— У меня была няня.

— Это совсем не то, что подружка, — заметил он.

— Вероятно, — согласилась она.

Когда она вздохнула, роза прижалась к ее груди. О, проклятый цветок!

— Вы были тихим ребенком, — сказал он, зная, что это правда. Несмотря на истории, услышанные накануне от ее тетки, он понял, что она была тихим ребенком. Почти молчаливым. Она все держала в себе. Строго следила за своими руками и ногами, у нее было небольшое аккуратное тельце. Ее голос всегда звучал ровно, и в обществе она держалась в стороне. Что произошло в ее детстве, что заставляло ее так упорно верить, что ее не замечают? Он наклонился к ней — сквозь сладкий аромат роз, окружавших их, к нему пробивался острый запах апельсина. Ее запах. — Ребенком вы держали свои мысли в тайне от остального мира.

— Вы этого не знаете. Вы меня не знаете.

— Нет, — признался он. — Но я хочу узнать вас. Я хочу узнавать и изучать вас, пока не буду осознавать ход ваших мыслей, как своих собственных.

Она замерла и затем, словно в страхе, отступила от него.

— Я не стану…

Но он прижал палец к ее губам и выпрямился. Позади них на дорожке, по которой они пришли, послышались голоса. Из-за угла вышла еще одна парочка.

— Прошу прощения, — сказал джентльмен, и Джаспер сразу же узнал Мэтью Хорна. — Вейл. Не ожидал увидеть тебя здесь.

Джаспер насмешливо изобразил поклон.

— Я всегда считал весьма поучительным для тебя гулять по садам моей матери. Как раз сегодня я научил свою жену отличать пионы от ирисов.

Какой-то приглушенный звук, словно кто-то фыркнул, послышался за его спиной.

Мэтью с удивлением посмотрел на него:

— Так это твоя жена?

— Да. — Джаспер повернулся и встретил насмешливый взгляд карих глаз Мелисанды. — Дорогая, позвольте представить вам мистера Мэтью Хорна, он, как и я, был офицером Двадцать восьмого полка. Хорн, это моя жена, леди Вейл.

Мелисанда протянула ему руку, и он склонился над ней. Все вполне прилично, конечно, но Джаспер все еще испытывал инстинктивное желание положить руку на плечо Мелисанды, как бы утверждая свое право собственника.

Мэтью отступил в сторону.

— Позволь мне представить тебе мисс Беатрис Корнинг. Мисс Корнинг — лорд и леди Вейл.

Джаспер, сдерживая улыбку, наклонился к руке хорошенькой девушки. Присутствие Мэтью в салоне получило объяснение, у него были те же мотивы, что и у Джаспера: он ухаживал за леди.

— Вы живете в Лондоне, мисс Корнинг? — спросил он.