– Не соврал. А выпивка и деньги? Полкроны в неделю!

Я молча кивнул на пакет у порога. Бабуля кинулась к нему, распуская когти, словно вспорхнувший альбатрос на крупную рыбу.

– Есть. Всё есть. Ты это… ты держись его, малыш, такие люди редкость, хоть и звери, – буркнула она, зубами вытащила пробку, сделала первый глоток прямо из горлышка, почмокала губами, пробуя вкус, и скорчила одобрительную гримасу. – Честность в наше время дорогой товар. Садись за стол, жрать всё равно нечего, но я желаю слушать, как и что у тебя на новой работе.

– Что именно рассказывать? – Я послушно сел на шатающийся табурет.

– Тебя там часто бьют?

– Каждый день.

– За дело, надеюсь? – удовлетворённо хмыкнула бабуля. – Ничего, хорошая порка ещё никому не помешала! Мой покойный муж, штурман гражданского флота Её Величества, тоже частенько меня поколачивал. И что же? Его в гробу жуют черви, а я цвету до сих пор! Скажи, что цвету, мерзавец?!

– Цветёте, – отведя взгляд, признал я.

– Ну вот, у меня ещё полбутылки на твой рассказ. Выкладывай все новости, внучек…

Последнее слово означало, что если я не подчинюсь сию же минуту, то словлю неслабую оплеуху. Это мы уже проходили, но и вываливать ей на голову всё, чем мы там с мистером Лисом занимаемся, было несколько рискованно. Так что наш дальнейший разговор вёлся в очень осторожной линии повествования. Главное было найти золотую середину.

Если бы бабушка почуяла, что мне там слишком плохо, то спьяну могла бы забрать домой чисто из родственных соображений. А реши она, что мне на службе, наоборот, очень хорошо, то запросто могла бы затребовать меня обратно исключительно из зависти. Так что я ни шатко ни валко расписывал полутонами служебную деятельность помощника и секретаря у доброго хозяина с замашками домашнего самодура.

Ну, если мысленно смешать Лиса и дворецкого, а потом добавить в эту массу чуток Гавкинса и щепотку козла Готтшема, то результат получится вполне себе незабываемый. Бабуля удовлетворённо кивала, прихлёбывая виски, время от времени отпускала крепкие словечки и примерно через полчаса была уже практически никакая. Мой учитель в очередной раз оказался прав: больше часа мне здесь делать абсолютно нечего.

Я осторожно встал на цыпочки, чтобы не потревожить её пьяный сон, и тихо прошёл к двери. Открыл, высунул нос наружу и невольно отпрянул назад. Банда Большого Вилли в полном составе честно ждала меня на улице. Нет чтоб разойтись по своим делам?! Но как же, мы ведь все британцы, а для любого англичанина слово чести выше всяческих неудобств.

– Мы тебя ждём, мелкий ублюдок!

– Кеб подан, хлопчик, – раздался из-за угла зычный голос и стук колёс по мостовой.

– Фрэнсис? – сразу же вышел я. – Ты невероятно вовремя.

– А то ж!

Большой Вилли с парнями в бессилии сжимали кулаки: как кебмены защищают своих пассажиров, было известно всем, даже самым отмороженным уголовникам. Одного взгляда на могучую фигуру рыжего донца в круглой бараньей шапке, на его тяжёлые копыта, крепкие зубы и решительный взгляд было достаточно, чтобы отбить у любого желание нарываться.

– То твои приятели? – хмыкнул Фрэнсис, пока я лез в кеб. – Ну ничего, хлопчик, даст бог, свидишься с каждым один на один в тёмном переулке. Тока иди сзади и кирпич не забудь. К Лисицыну едем, да?

– Само собой!

Домой мы добирались под распевное:

Сегодня я простил ему всё. То есть, честно говоря, как можно плотнее зажал ладонями уши, закрыл глаза и держал язык за зубами. Уже когда кеб, выпустив пар, заскрипел тормозами перед небольшим двухэтажным особняком престижного района у Тауэрского моста, я было сунул руку в карман, но рыжий донец, ухмыльнувшись, помотал гривой:

– Всё оплачено, хлопчик, не робей! И ты это, шумни, ежели что. Я своих соберу, мы подтянемся, впишемся, порешаем на месте.

Я автоматически поднял руку, хлопаясь с его передним правым копытом. По-моему, так ведут себя какие-то разбойники с большой дороги. Представить себе, чтобы я хоть когда-нибудь попал в такую ситуацию, которую можно разрешить лишь вызовом этого обуревшего россиянина с такими же станичными жеребцами для урегулирования патовых проблем, казалось попросту невозможным.

В смысле они же приедут на чёрных кебах и просто разнесут всё к русской едрёне фене?! Что это конкретно значит, никто не знал, даже в библиотеке Британского музея не было никакой информации, но, судя по всему, вещь очень страшная и явно несовместимая с жизнью.

Дворецкий открыл дверь до того, как я постучал. Держу пари, он просто сидел в засаде у окна на втором этаже с подзорной трубой и ждал. Иначе ничем невозможно объяснить его странные предчувствия клиентов, полисменов, мистера Лиса, а теперь ещё и меня.

– Месье Ренар ждёт. Он в гостиной за кофе.

– Понял, поспешу, – кивнул я. – И вот ещё, Шарль, я хотел поблагодарить вас. Ну, за то, что заступились за меня утром и дали «второй шанс».

– Не припоминаю, – равнодушно отвернулся старик.

Мне не оставалось ничего иного, кроме как сдержанно поклониться, принять в ответ его едва заметный кивок и, оправив твидовый пиджак, пройти в гостиную.

– Мой мальчик?

– Сэр?

– Вижу, поход к любимой бабушке подействовал на тебя благотворно?

– О да! Позвольте сказать отдельное спасибо за то, что вызвали и оплатили мне кеб.

– Фрэнсис – широкая душа и всегда рад помочь ближнему. У донцов это в крови.

– Но его пение – это… бэ-э!

– Ты ещё никогда не ездил с кебменами-арабами, карачаевцами или калмыками, – наставительно поднял палец мой учитель. – Как бы тебе понравилось такое: «За тебя кумыс хлебну, душу дьяволу верну!» Или: «Чёрные глаза – вспоминаю и вздыхаю! Чёрные глаза, я карманы проверяю! Чёрные глаза, кошелька-то и нет…»

– Сэр, умоляю, – я действительно рухнул на колени, – вы же понимаете, что для любого образованного англичанина, с молоком матери впитавшего строки Шекспира и Китса, всё это сплошной вынос мозга?!

– Поэтому… – поощряюще начал Лис.

Я сглотнул и продолжил:

– Поэтому Фрэнсис ещё не самое большое зло.

– Вот именно! Тебя опять доставали те негодные мальчишки?

– Ну как сказать, сэр… Каким-то чудом я увернулся.

– Шарль?

– Да, месье, – мигом откликнулся старый дворецкий.

– Возьмите бутылку «Шато Лафит» из наших запасов и выпейте её за моё здоровье.

– Благодарю, месье.