– Так это что, и караван-сарай закрыт теперь? – обеспокоенно поинтересовался вечно голодный криминалист.

– А хрен его знает, – пожал Ванюша плечами, а затем успокоил друга: – Откроем.

Впрочем, ломать в караван-сарае двери, как это было сделано при входе в город, ментам не пришлось. Заведение было открыто, и из распахнутых дверей лилась какая-то восточная музыка. Попов тут же определил, что играет зурна, и принялся расписывать достоинства этого инструмента, да так увлекся, что не заметил, как остался в одиночестве. Сеня с Жомовым, из всех музыкальных инструментов любившие только магнитофон, не слушая поповских рассуждений, следом за Мурзиком прошли внутрь караван-сарая.

– В натуре, блин, сарай, – буркнул Ваня, оглядывая обстановку средневекового мотеля. – Не понимаю я, как эти урюки в таких местах отдыхать могут?

Заведение разительно отличалось от любой европейской забегаловки подобного калибра. Во-первых, ни одного стула в помещении, естественно, не было. Те немногие посетители, что были в этот час клиентами караван-сарая, сидели, поджав ноги, на пестрых пушистых коврах, а то и вовсе лежали, опираясь на локти. Во-вторых, даже если бы стулья в никейском кабаке и присутствовали, то с тех низеньких тумбочек, которые заменяли здесь столы, сидя на стуле, есть было бы крайне неудобно. Ну а в-третьих, внутри забегаловки отсутствовало какое-либо подобие стойки бара или стола заказов. Его место – задняя стена караван-сарая – было задрапировано волнами розовой ткани и ярко освещено масляными лампами.

Посетители караван-сарая удивленно уставились на вошедших – дикари, ментов никогда не видели, а те, в свою очередь, замерли в дверях, давая возможность глазам привыкнуть к полумраку. Единственным в компании, кому адаптация зрения не требовалась, был Мурзик. Он не стал задерживаться в дверях, а сразу прошел внутрь и, обнюхав один из низких столиков, расположился около него. И тут раздался дикий крик!

– Ай, иблисово отродье, – закричал кто-то из глубины зала. – Кто, да заберет у него Аллах остатки денежного довольствия, пустил в заведение этого шелудивого пса, да родится у его матери кошка?!

Менты не видели, кто именно орал, но этот человек явно не ведал, что творит. Будь друзья не сотрудниками российских правоохранительных органов, а какими-нибудь буддийскими далай-ламами, они бы, наверное, простили крикуну его врожденное скудоумие, но в этот раз тому не повезло. Менты, они и в Африке менты, да и в Никее с наглецами церемониться не будут.

В этот раз первым драку начал Мурзик, а не Жомов. Что, собственно говоря, и неудивительно. Крикуну надо было выбирать, какое именно потомство пожелать собачьей матери! Пес с низким рычанием сорвался с места и нырнул куда-то под розовую драпировку. Через секунду оттуда раздался жуткий грохот и дикие крики, перемежающиеся женским визгом. Еще через десять секунд из-за портьер выскочил кривоногий толстяк и помчался к выходу, держась за укушенное седалище. Мурзик преследовал мужичка, сдергивая у того на ходу остроносые тапочки с ног.

Неизвестно, куда разгневанный пес загнал бы хамоватого толстяка, который физически не мог исчезнуть, как это делал Лориэль, но далеко сбежать ему не дали менты. Не желая садиться на корточки, для того чтобы стукнуть коротышке кулаком в нос, Ваня просто поднял ногу, предоставив толстяку возможность поцеловаться с подошвой берца. Нежно ее облобызав, мужичонка отлетел прямо в руки Рабиновичу. Сеня легко оторвал толстяка от пола и, пинком придав ему дополнительное ускорение, отправил коротышку подышать свежим воздухом.

Однако удовольствие от предстоящего полета толстяку испортило поповское брюхо, не вовремя появившееся в дверях. Мужик ударился об Андрюшин живот головой и отскочил обратно. Жомов с Рабиновичем расступились, давая возможность коротышке упасть на пол, прямо под острые клыки оскорбленного Мурзика. Однако пес дожевывать наглеца побрезговал и, пустив ему на морду слюну, – пусть еще спасибо скажет, что метку не поставил! – вернулся на облюбованный ранее ковер. Перешагнув через поверженного толстячка, менты проследовали за своим четвероногим другом. Жомов, правда, на секунду задержался в дверях, надеясь, что найдется хоть кто-нибудь, желающий заступиться за мужичонку, но посетители караван-сарая старательно отводили глаза в сторону, и омоновец с тяжелым вздохом разочарования присоединился к друзьям.

Большинство российских граждан знают, что такое менты в гневе. Жители Никеи это только начинали понимать, но уже, в силу еще не полностью убитого цивилизацией звериного чутья, постарались держаться от вновь прибывших подальше. А трое друзей, развалившись на коврах, обвели забегаловку наглыми и бесстыжими зенками. Вдоволь насмотревшись, Рабинович очень вежливо поитересовался:

– Ну и кто нас обслуживать будет, мать вашу в КПЗ уборщицей?! Мы до утра тут куковать будем? Где хозяин, блин?

– Туточки я, да благословит Аллах ваше долготерпение, – простонал коротышка-толстяк, поднимаясь с пола. – Чего изволите, люди добрые?

– Еды, – заявил Попов. – Много.

– Водки! – Омоновец хлопнул по столу кулачищем так, что тот наполовину ушел в пол, оставив над коврами только крышку. – Еще больше.

– А мне и того и другого, пожалуйста. – Все-таки не зря Кобелев считает Рабиновича примером для подражания. – В ограниченных количествах.

– Плов, люля-кебаб, халва, шаурма? – загибая пальцы, начал перечислять меню толстяк, то и дело притрагиваясь правой рукой к рельефному отпечатку подошвы Ваниного ботинка у себя на щеке. – Шашлык, гамбургеры, осетринка? Котлетка по-киевски?..

– Тащи все, мы сами разберемся, – оборвал его Попов.

– В ограниченных количествах, – с нажимом закончил фразу криминалиста Рабинович и выразительно посмотрел на друга. – Андрюша, за все, что сверх нормы сожрешь, сам расплачиваться будешь.

Коротышка кротко поклонился и помчался было за портьеру, но его остановил грозный рык омоновца.

– Ты про водку не забыл, беляш самоходный? – поинтересовался Ваня у хозяина караван-сарая.

– Извините, уважаемый, да простит мне Аллах три класса церковно-приходской школы, но я не знаю, что такое водка, – растерянно пробормотал никейский трактирщик и, на всякий случай, спрятал голову под мышку.

– Водка – это алкалоидная смесь, – не удержался Горыныч, уставший изображать ссорящихся друг с другом ящериц, – состоящая из очищенного этилового спирта, дистиллированной воды и приготовленная…

Попов, которому было поручено заботиться о «зверушках», вмиг вырубил у второгодника микрофон тремя смачными щелчками. Ахтармерз обиженно зашипел и заткнулся, а Андрюша закончил за него фразу, глядя прямо в глаза оторопелого коротышки:

– Любой алкоголь, короче, тащи!

– Так у нас же вечный сухой закон, – замялся было тот, но вовремя вспомнил о жомовских берцах. – Ничего, если я вам вино в чайнике подам?

– По хрену, – согласился омоновец. – Только чайник выбери побольше. Жажда меня томит.

Прочие посетители заведения, увидев, что бить больше никого не будут, расслабились и вернулись к своим разговорам, суть которых, впрочем, все равно заключалась в обсуждении появления новых гостей. На ментов косились, но подойти к ним не осмелился никто. И друзья после демонстрации милицейских методов решения проблем уже не знали, из-за восточного ли гостеприимства их никто не тревожит или же из-за обычного страха любого живого существа перед человеком в милицейской форме.