в некотором роде гибрид человеческого и мифического, и я подозреваю, что оно связано чем-то вроде пуповины с энергиями предсознательного символического пространства. Оно может черпать силу из источника, питающего все живое и неживое на земле: создания, растения, камни, море, небеса. (А ты в курсе, что существует разность потенциалов между нижней частью атмосферы, где влачим существование мы, люди, и самыми верхними слоями – около двадцати пяти тысяч вольт? Хватит с избытком, чтобы породить целые легионы сидов. Вот такая мощь постоянно течет через нерожденное дитя Эмили и обретает все новые формы.)

В заключение (боюсь, в этом письме мои разглагольствования уподобились грибам после дождя) хотелось бы задать еще один вопрос: что за ребенок ныне пребывает в утробе Эмили? Будь он простой смертный или полубог, я знаю лишь, что это существо навсегда останется для нее живым, навязчивым напоминанием о Потустороннем мире, чье обжигающее объятие она испытала у той горы на краткий миг, чтобы потом навсегда его утратить.

Искренне твой,

Хэнни

Пропавшая девушка

(Из звукового архива «Колтас Кьолтори Эренн» [29]: Белгрейв-сквер, Монкстаун, Дублин. Коллекция записей изустной истории Макнамары, 1921–1939 годы. Архивный номер B34/6: Мистер Джерард Бреннан из прихода Драмклифф, графство Слайго, батрак в поместье Каннингем, Росснари, выступает в пабе «Суит Брайар» 29 августа 1927 года.)

Ночка была самая мерзопакостная из всех, что я помню за всю жизнь. Ветрище прямо с Атлантики сдирал ваксу с ботинок, а как с небес лило, ух! За секунду промокнешь насквозь; в такую погодку, когда окна ночью дребезжат, а ты лежишь себе под теплым одеялом, только и можно, что подумать: «Хозяин собаку на улицу не выгонит» – и тут вдруг бац! Собакой оказываешься ты сам.

Нас было, дайте-ка покумекать… да, восемь человек. Точно, восемь: я сам, мой брат Дермот; Старый Томас; ребятки О’Кэролан – оба погибли в войну, упокой, Господи, их души; Ноэль Дуиньян, верзила, мастер на все руки – вы понимаете, к чему я клоню; мистер Каннингем и доктор Десмонд из Крагдарры. Его-то дочка и сбежала из дома. Сбежала в такую ночь, да еще брюхатая на пятом месяце! Чтоб вы знали, из-за беременности малышки Десмонд в деревне тогда разразился жуткий скандал. Я знаю, вы про изнасилование в газетах читали – про то, что виновника и след простыл. Видать, от такого она чуток свихнулась, повредилась рассудком. Эта Эмили Десмонд всегда была птичкой с причудами – странной птичкой из странного гнезда, склонной грезить наяву и бродить по лесу в одиночестве. Голова у ней была забита всякой бессмыслицей. Вот вы мне и скажите, стоит ли удивляться тому, что все так сложилось? Как по мне, она сама виновата. Напросилась на неприятности. А чего еще ждать с такими родителями? Я считаю, жениться надо на себе подобных; масло и вода не смешиваются. Мать-то придерживалась других убеждений; вечно вела себя так, словно была слишком хороша для нашей деревни. Стихи писала – ну, сами понимаете, что за женщина. Отец, доктор Эдвард Гаррет Десмонд, он был достойный джентльмен, но иногда его одолевали грандиозные, эксцентричные идеи. Вы, несомненно, слышали про Дефолт Десмонда, также известный под названиями Дельце Десмонда, Демарш Десмонда и Десмонд Допрыгался. Ох и шумели газеты из-за этой истории в то время. Тот самый доктор Десмонд, да-да. Там вся семейка с головой в облаках. В общем, разразился финансовый скандал, и ему пришлось продать Крагдарру. Десять поколений Десмондов выросли в имении – и все, конец; продали какому-то чужаку с того берега. Нет больше Десмондов. Сдается мне, юная Эмили не смогла смириться с отъездом и в полубезумном состоянии сбежала из дома в самую кошмарную ночь года, чтобы спрятаться в лесу. И вот добрый доктор Десмонд приехал в Росснари – вы точно не видали человека в такой панике, и я, например, не стал бы его винить, уж точно не в такую погоду. Мистер Каннингем вытряхнул нас из уютных постелек и велел собраться. Натянули мы, значит, штормовки, зюйдвестки и дождевики, но вы уж поверьте, пока стояли во дворе и ждали, чтобы хозяйка зажгла для нас фонари, промокли до костей и замерзли до полусмерти, потому что жуткий завывающий ветер забирался в каждую дырочку нашего обмундирования.

Было около… дайте подумать… да, одиннадцати часов, когда мы выдвинулись; определенно, одиннадцать часов, потому что я помню, как миссис Каннингем стояла в дверях кухни и спрашивала, во сколько мы вернемся, чтобы она могла приготовить чай и фруктовый рулет к нашему приходу. А мистер Каннингем ответил, что мы вернемся, когда получится, и с этими словами мы отправились в путь, наши фонари болтались на ветру, а ночь была черна и омерзительна, как сама Преисподняя. По плану мы должны были обыскать юго-восточную оконечность Брайдстоунского леса. Доктор Десмонд уже позвонил в полицейский участок, и сержант О’Рурк с ребятами из деревни взяли на себя северо-западную часть. Идея заключалась в том, что мы встретимся где-то посередине. Таков был план, но через несколько минут мы оказались предоставлены сами себе, и я вам честно признаюсь: кое-кто струхнул. Лило как из ведра, выл ветер, я не видел ничего дальше двух футов, так что дорогу приходилось проверять большой палкой, срезанной в рощице, но это не главное. Главное, что меня страшило, – я не знал, найду ли девушку живой, мертвой или поди разбери, в каком состоянии. Жуть, что уж тут говорить, истинная жуть. Я вам кое-что еще скажу – и думайте что хотите про праздные суеверия, – той ночью в лесу происходило нечто странное, и никто меня не убедит в обратном. За пределами досягаемости фонаря среди деревьев двигались странные призрачные существа, в зарослях ежевики и мертвого орляка что-то трещало, но стоило мне остановиться и прислушаться, все звуки сразу умолкали. Я вам точно говорю, от такого даже Великан Ноэль Дуиньян испугался, а он самый храбрый кулачный боец во всем Слайго. Был в кругосветном плавании, дрался за кошельки по полсотни гиней – и сам мне признался, что дрожал, как мокрый котенок. Но еще хуже, чем тени, были голоса. Сперва это были голоса Великана Ноэля и остальных, я им кричал, но ответа не дождался. Потом я подумал, а вдруг это пропавшая девушка? И позвал ее по имени. Тишина. Я замер ненадолго, чтобы прислушаться, и ясно их расслышал сквозь вой ветра, шелест деревьев и шум дождя: голоса, чей-то шепот и смех, так близко, что я должен был разглядеть, кому они принадлежат, но как ни шарил вокруг лучом фонаря, видел только тени –