— Ты думаешь, это был… было не привидение? — прошептала Пампушка.

— Лена, ты совсем с дерева? — печально поинтересовался Ежик. — Или клею «Момент», как малолетка, нанюхалась? Или до белой горячки портвейном упилась?

— Ничего я не нанюхалась! — выкрикнула она. — А портвейн я вообще не пью. Только пиво. А вчера вообще ничего не пила. Честное слово, нечего было.

— Тогда ты точно в сговоре с убийцей. И даже чистосердечное признание тебя не спасет. Кто это был?

Пампушка опустилась на деревянное складное кресло и скривилась, словно собиралась заплакать.

— Это был… — она всхлипнула. — Это был Веня. Если бы это был актер, я бы поняла. У меня высший балл по гри-и-и-му-у-у… Ты и сам его видел — я зна-а-ю…

— Допустим, это был Веня, — Ежик сдвинул брови. — Откуда ты знала, что он придет на крышу?

— Он сам сказал, — быстро ответила Пампушка, прервав всхлипы. — Он попросил привести Глорию. Мы и забили стрелку на полночь.

— Ага, значит, вы с ним еще до этого встречались?

— Ну, а я тебе о чем говорю! — Пампушка топнула ногой, лампа на столе подпрыгнула, а компьютер забасил.

— Допустим, — хмыкнул Ежик. — И как это было? Пампушка тяжело вздохнула и закатила глаза.

— Как-как… — проворчала она. — Мы пошли с Ласточкиной на крышу. Ну… у нас оставалась еще одна банка пива, и мы решили немного расслабиться.

— Понятно, — фыркнул Сергей.

— Что тебе понятно? — закричала Пампушка. — Ты спроси, успели мы выпить или нет! Не успели. А когда оно появилось, и вовсе банку потеряли. А она, между прочим, была последняя.

— Ты не отвлекайся, — нервно усмехнулся Ежик. — Откуда оно… то есть Веня появился?

— Ты сам меня отвлекаешь, — она сдвинула брови, вытянула губы и стала похожа на Верку Сердючку. — Мы с Нюсей поднялись, присели на лавочку, Нюся открыла банку, и тут выходит он из-за телескопа и говорит: «Прекрасная погода сегодня, не правда ли?»

Сергей расхохотался.

— Смейся, — Пампушка еще сильнее сдвинула брови. — Мы сначала не врубились, кто это, другим заняты были, я на него и не смотрела, ответила что-то, типа «отвали, приятель, со своей погодой, у самих только одна банка». А потом Нюся пива отпила, банку мне протянула, голову подняла и свой кокетливый взгляд изобразила, ты знаешь, она всегда на мужиков таким взглядом смотрит. А потом как заорет. И рукой махнула, как царевна-лягушка на пиру. Помнишь, когда она косточки куриные разбрасывает? А Ласточкина банку вверх подбросила. Пиво улетело, я чуть с лавки не свалилась, и Веня тоже отскочил. Только я тогда еще не поняла, что это он. А когда на него взглянула, то…

Пампушка смолкла и задышала шумно и часто.

— Тоже заорала? — участливо спросил Сергей.

— Не-а… У меня, наверное, язык парализовало или горло слиплось. И ноги отнялись. А он подальше отошел. Понял, что произвел на нас… это… неизгладимое впечатление.

— А до этого вы чего-нибудь пили? — строгим тоном поинтересовался Ежик.

— Мы что — маленькие? В своих комнатах? Чтобы Марфа пары алкогольные унюхала? Мы только на крыше и то, когда там никого нет. Ведь понятно: желающие постучать всегда найдутся, — Пампушка положила руки на пухлые коленки, словно примерная ученица, и с непонятным торжеством уставилась на Ежика.

— Угу, — кивнул он. — И дальше что?

— Дальше? — она пожала плечами. — Нюся еще долго дергалась в истерике. Потом устала. А у меня спазм прошел. Ну, я и спросила: что это, мол, за цирк? Или что-то типа того. А он — вежливо: не пугайтесь, барышни. Теперь я бесплотен, но видеть меня еще можно. Еще целых тридцать три дня. Ну, это понятно, когда сорок дней проходит, мертвые души навсегда мир покидают.

— Хы… — сказал Сергей.

— Перестань прикалываться! — рассердилась Пампушка. — Ты его сам видел. Видел или нет?

— Видеть-то видел… — начал он.

— Тогда в чем дело? Какого черта ты хыкаешь?

— Не буду, — Сергей наклонил голову. — Ты продолжай. И желательно с подробностями. Как он стоял, что говорил, какими словами.

— Стоял он нормально, — пожала плечами Пампушка. — Словами обычными разговаривал.

— О чем он говорил-то? — начал терять терпение Ежик.

— Жаловался, — с готовностью ответила она. — На тоску. Скучаю, говорит, по Марфе ужасно. Так ее люблю, как без нее буду, не представляю. Глории, говорит, последнее стихотворение не успел прочесть. Про тебя говорил, между прочим, тоже. Была у меня еще одна идея, сказал, для Сережи Петрова. Жаль, умер я рано. А потом говорит: не могли бы вы следующей ночью Глорию сюда пригласить? Хочу ей поведать кое-что. Я пообещала. А потом спрашиваю: кто тебя убил, Веничка? А он отвечает: вот об этом я как раз с Глорией и хочу поговорить. Только ей скажу. А она пусть сама решает, что с этой информацией делать.

— Так и сказал? Что делать с этой информацией? — нахмурился Сергей.

— Это слово я хорошо помню, — уверенно кивнула она. — Потому что как-то было странно это слышать от… покойника. Я думала, они должны как-нибудь иначе разговаривать. Красивее.

— И все? — требовательно проговорил Ежик.

— Вроде… — Пампушка снова пожала плечами. — А — вспомнила! Он еще сказал, что Мушкин — болван. Не в том направлении работает. Точно, так и сказал! Не в том направлении!

Сережка поднялся. Не верить Пампушке было невозможно. Она могла бы сочинить историю. Но выражения и слова, несвойственные ее лексикону — никогда. Слова «идея», «поведать» и «информация» она никогда не употребляла. Значит, они, действительно, встретились с кем-то на крыше, им это не пригрезилось. Сергей вспомнил, что ночью, когда Мушкин упал с крыши, фигура скрывалась за плотным слоем розоватого дыма. Ежик только потом сообразил, что запах на крыше был отвратительный! Как от индийских благовоний.

— Послушай, Леночка, — ласково произнес он. — А розовое облако тогда тоже было? Как сегодняшней ночью?

— Нет, — подумав, ответила Пампушка. — Точно не было. Он просто вышел из-за этой бандуры и все. Даже как-то… ну, как это называется, когда все слишком обычно?

— Заурядно… — рассеянно пробормотал Сергей. Когда «дух» вышел к Пампушке с Ласточкиной все было заурядно. А к визиту Глории была приготовлена плотная розовая завеса с премерзейшим запахом. Или благовония были приготовлены для Мушкина? «Дух» знал, что Мушкин объявится наверху? Или следователь тоже получил приглашение?

— Ты его хорошо видела в прошлый раз? — спросил он. — Все-таки, наверное, было темновато. Как ты могла разглядеть, что это был не артист в гриме?

— Ночь была достаточно светлая, — сказала Пампушка. — Хоть белые ночи и кончились, но все равно видно все. Да черт с ней — с ночью! Я ж его потом на следующий день утром видела.

— Что? — опешил Ежик. — Утром?