челюсть такая твердая, такая сильная; щетина, что отросла за последние несколько дней, никак не уменьшает его суровость. Тёмно — русая, глубже, чем оттенок на его голове, и удивительно мягкая, переходящая на путь бороды.

У него точёное лицо: мужественное… что почти смешно, учитывая обманчивую длину его ресниц. Почему парням всегда достаются такие потрясные ресницы?

В уголке его правого глаза есть маленькая родинка. Это почти как знак красоты: коричневое пятнышко в стратегически правильном месте. Пальцами спускаюсь ниже. Почти касаясь её.

— Вообще — то, я боюсь щекотки, — раздаётся голос, и я отдёргиваю руку. Тревор. Он проснулся.

Его глаза всё ещё закрыты, но губы определённо шевелятся, выдавая то, что он не спит. Как давно он пришёл в сознание?

Тревор открывает глаза и видит, что я уставилась на него в шоке и смятении. В этих радужках цвета какао таится веселье. Он улыбается глазами, а я в ответ улыбаюсь губами, прикрывая своё покрасневшее лицо рукой, которой только что касалась его. Он сладко моргает, как будто не замечая моего смущения.

— Привет, — говорю я, неуверенно смеясь, чтобы успокоить нервы. — Ты знал, что это я?

— Конечно, — невозмутимо отвечает он, не сводя с меня глаз.

— Откуда?

Он делает паузу, прежде чем ответить, и ухмылка наконец появляется на его, казалось бы, таких твёрдых губах:

— Я чувствую твой запах за километр.

Я замираю.

— Имею в виду в лучшем смысле, конечно, — продолжает Тревор, соблазнительно понизив голос. Дрожь пробегает по моим рукам, и я скрещиваю их, притворяясь, что это от холода, а не от слов парня.

Внезапно на экране старинного телевизора над нашими головами появляется репортаж из новостей. Я замечаю, как глаза Тревора расширяются. Поворачиваюсь, чтобы понять, на что он смотрит, и, когда делаю это, почти верю, что мои глаза сейчас выскочат из орбит.

— Сделай погромче, — просит Тревор. Он говорит бесстрастно, словно напрочь лишён эмоций.

Тянусь к пульту дистанционного управления и дрожащими пальцами нажимаю на кнопку регулировки громкости. Из телевизора раздаётся голос репортёра, и биение сердца пульсирует у меня в ушах.

— В сегодняшних местных новостях. До сих пор ведутся поиски некоторых пропавших пассажиров транзитного автобуса, который, как считается, отклонился от своего обычного маршрута и упал в большое озеро за пределами долины реки Теннеси во вторник вечером. Сегодня утром водолазы извлекли из — под обломков только одно тело. Водитель, Винченцо Ферреро, был объявлен мёртвым на месте происшествия, и местные полицейские власти отчаянно ищут других потенциальных жертв аварии. Сотрудники полиции принимают критические меры, чтобы войти в контакт с пассажирами автобуса с вечера вторника. На данный момент пропавшими считаются несколько пассажиров. Местные власти просят, если у вас есть какая — либо информация о деталях этого происшествия, пожалуйста, позвоните по телефону…

Следующие слова репортера растворяются в белом шуме забвения. Я не могу думать из — за рёва, раздающегося в моей голове.

Тревор начинает говорить раньше, чем я:

— Больница уже поставила меня на учёт, Кэт. Я не говорил им о катастрофе…

Киваю ему, опустив голову:

— Я тоже… но рано или поздно нам придётся кому — то рассказать.

— Знаю, — серьёзно отвечает он. — Просто предпочёл бы позже, чем раньше.

Мы напряжённо смотрим друг на друга, разделяя торжественное понимание. И оба понимаем всё, не сказав ни единого слова.

Разоблачение происшествия вернуло бы нас туда, где мы не хотим быть.

Прямо в бешеный прожектор. В ту жизнь, которую мы оставили позади.

Чувствую, что мы уже отпустили ситуацию, оставив тему лишь для того, чтобы поднять её в более позднее время.

Тревор переводит взгляд с телевизора на меня. Он опускает взгляд, сосредотачиваясь на моих ногах и замирая:

— Итак, как долго Ама должна была убеждать тебя, чтобы ты наконец обратилась к врачу по поводу своей лодыжки? — он хихикает, указывая на мою только что перевязанную ногу.

Смотрю на неё сверху вниз, потом снова на него.

— Примерно в два раза дольше, чем потребовалось, чтобы убедить тебя позволить врачам подключить капельницу.

Он смеётся ещё громче, поднимая забинтованную руку:

— Я знал, что с плечом придется поработать, но, честно говоря, не ожидал головокружения. Хотя не уверен, что мне нужна капельница от перегрева и обезвоживания.

— Конечно… потому что твоё предложение выпить несколько бутылок воды действительно сработало бы. — Преувеличенно закатываю глаза, прищурившись от нелепости его замечаний.

— Эй! Не издевайся надо мной, женщина, — шутит он с притворным возмущением. — Я профессионал.

— Профессионал в чём? Сумасшествии? — усмехаюсь я.

— Посмотрите — ка, кто называет чайник чёрным, Кармен Сандиего. Я не пропал без вести на каком — то безумном задании, как кто — то из наших знакомых, — намекает он, вскидывая брови.

— О′кей, — смеясь, восклицаю я, поднимая руку. — Выбери уже одно прозвище для меня и придерживайся только его, пожалуйста.

— Коне — е–ечно. Что вы предпочитаете? Принцесса? Сандиего? Может быть, «Эль — Сур»?

— «Эль — Сур»?

— Да. — Тревор машет рукой. — По — испански это означает «Юг». Магнит… шучу… Слушай, как насчёт побыть какое — то время Кэт?

— Меня устраивает. В конце концов, это моё имя, Тревор. Я не называю других имён и, конечно же, не буду отзываться ни на какие другие, если ты продолжишь в том же духе.

Ухмыляюсь, слегка хихикая над нашим хождением вокруг да около… но он не присоединяется ко мне. Его лицо становится словно каменным, и он резко сглатывает, слегка дёргая кадыком.

Он, кажется, чувствует себя странно неловко, поэтому я оставляю эту тему. Вскоре после этого ухожу. Мне хочется оглянуться на Тревора, но я этого не делаю; направляюсь прямо к двери, чтобы найти Аму в приёмной. Она была нашей попутчицей, но я не знаю, куда мы движемся дальше.

Наконец я нашла оазис. Мы выжили в дикой природе. Так почему же я так боюсь того, что может ждать нас в будущем?

Глава 12

Консультация по теплу

ТРЕВОР

Женщина, находящаяся за стойкой регистрации, весьма крупная и довольно недружелюбная, а смотрит на нас так, словно не верит ни одному нашему слову.

К счастью, она полагается на суждения своего тощего, как жердь, мужа: худощавого весельчака с улыбкой чеширского кота.

— Это от номера двести двенадцать, — говорит он, шлёпая бронзовым ключом по стойке. — А вот этот… от двести четырнадцатого. — Я широко улыбаюсь и пожимаю руку этого милого человека.

— Спасибо. Мы правда ценим это, — говорю я, указывая на Кэт и себя. — Я переведу вам деньги как можно скорее. День был тяжёлый.

— Чёрт возьми, сынок, — произносит мужчина, наклоняясь