вперед. — Я бывал в этих лесах. Это не какой — то чёртов пикник.

Печально качаю головой, ещё сильнее сжимая его руку:

— Поверьте мне, сэр. Вы даже не представляете.

Хватаю ключи от наших номеров и благодарно машу рукой владельцам гостиницы. Ама уже давно ушла, возможно, вернулась домой, если это вообще возможно сделать в том куске жести, который она называет машиной.

Она отвезла нас в больницу в небольшом соседнем городке под названием Мэдисонвилль, когда я потерял сознание. И она же привела нас с Кэт к медицинской помощи, которую мы оба игнорировали слишком долго.

Хотя образ жизни Амы сильно пропитан традициями Старого Света, они с Вихо поддерживают некоторые полезности Нового Мира: одной из которых, к счастью, является шаткий старый фургон с деревянными панелями.

Мы могли вернуться к Аме, что было бы проще всего, но, как ни странно, Кэт умоляла принять настоящий горячий душ. Должен признаться, я тоже был не против.

Мы поднимаемся по трафаретной синей лестнице отеля типа «постель — завтрак» в той же промокшей от пота одежде, которую ранее позаимствовали у Амы и Вихо. Нас только что перевязали и накормили во время краткого пребывания в больнице.

Останавливаемся прямо перед дверями, и я оборачиваюсь к Кэт:

— О′кей. Итак… двести двенадцать или двести четырнадцать? — спрашиваю её.

— Двести двенадцать, — отвечает она, застенчиво пожимая плечами. — Мне нравится симметрия чисел.

Усмехаюсь, прокручивая ключ от номера в руке, прежде чем передать его ей:

— Писатели. Всегда думаете о том, чтобы всё красиво выглядело в печати.

— Конечно, — самодовольно отвечает девушка, открывая дверь и затаскивая туда свою чёрную сумку.

Кричу ей вслед:

— Кэт!

Она опускает сумку и поворачивается ко мне:

— Да?

— Я… я буду здесь… Если тебе что — то понадобится, хорошо? Всё, что тебе нужно сделать, просто постучать. — Ловлю её взгляд и удерживаю его.

Она кивает, отчего её каштановые локоны мягко подпрыгивают, а затем закрывает за собой дверь, а я удаляюсь в свой номер, ощущая потерю, которую даже не могу объяснить.

***

КЭТ

Падаю лицом вниз на подушки, погружаясь в экстаз от ощущения мягкости кровати. Наконец — то. Настоящая кровать. Одеяла, подушки; хлопок и пух. Матрас, пружины и простыни, о боже!

Я в раю, о существовании которого совсем забыла: это то, о чём я мечтала последние несколько дней на лесной подстилке и ковре Амы.

Халат из гостиницы чересчур велик. Волосы у меня насквозь мокрые. В комнате стоит старый, невыветрившийся запах. Но всё это не имеет значения. На мой взгляд, это пятизвездочная роскошь… и я никогда ещё не была так благодарна за это.

Сейчас ещё слишком рано (около девяти вечера), но я уже так устала: устала от этой всеобъемлющей сонливости, которую, я уверена, испытывают только нарколептики.

Плотнее затягиваю ворот халата, загибая его, запечатывая оставшийся от горячего душа пар. Я окутана слоем восхитительного комфорта, и глаза медленно закрываются, пока я лежу. М — м–м…

Тук — тук.

Переворачиваюсь и смотрю на входную дверь номера. Могу поклясться, что слышала стук. Может, я уже сплю…

Тьфу. Нет. Ну вот опять. Неохотно выбираюсь из постели и иду на стук, желая смерти тому, кто прервал мой покой.

Приоткрываю дверь и вижу Тревора со странным выражением на лице. Никогда его таким не видела. Это как будто бы мне плеснули холодной водой в лицо.

— Привет, — просто говорит он.

— Эй, — я открываю дверь шире, всматриваясь в его лицо. — Что — то случилось?

— Да. — Его голос звучит как — то серьёзно. Он проходит мимо меня в номер, пока я осматриваю его сверху донизу и замечаю, что он тоже одет в халат.

Он засовывает руку в один из карманов:

— Мы кое — что упустили. Я не понимал, что именно, но потом до меня дошло… словно сквозь сон.

Я даже на цыпочки привстаю от нетерпения. Его лицо по — прежнему серьёзно.

Тревор достает из халата округлую стеклянную бутылку, наполненную коричневой жидкостью, и поднимает так, чтобы я увидела.

— Местный виски. «Лучший в округе»… по словам Джека с ресепшена. Он предложил мне его. А теперь я предлагаю его тебе. Не хочешь присоединиться? — Его губы кривятся в коварной дьявольской улыбке, волосы такие же влажные, как у меня, и очаровательно вьются на лбу.

Я могла бы его стукнуть… или поцеловать.

Он напугал меня до чёртиков, но сейчас выглядит таким съедобным, что я не могу найти в себе силы разозлиться. Усталость исчезла: растворилась в воздухе в тот момент, когда Тревор улыбнулся мне.

Возьми себя в руки, Катарина. Я пытаюсь ответить так, как ответила бы ещё неделю назад, когда он сверкнул своими белыми зубами в проходе автобуса. Вышвырни его вон. Укажи на дверь. Скажи что — то.

— Послушай, — начинаю я. — И я скажу это только один раз… мы выпьем только по одному стакану и все. Ферштейн?

— Понял… принцесса. Один, и всё. — Он садится на край кровати, на красивом лице всё ещё сияет улыбка.

Пять стаканов спустя Тревор по — прежнему в моем номере, а я едва чувствую своё лицо.

У меня не осталось ни ссадин, ни укуса. Я нежна, как котёнок, и всё, чего хочу, это чтобы Тревор заставил меня мурлыкать.

Моя железная печень, укреплённая многими печальными «счастливыми часами» в данный момент позволяет мне выплеснуть все секреты, что были заперты задолго до нашего отъезда из Тампы.

— Разве Ама и Вихо не чудесные люди? — бормочу невнятным голосом.

— Да, — тихо смеется Тревор. — Да, это так.

— И мне о — о–очень повезло, что я их нашла. Это было нелегко. Пришлось серьёзно покопаться. Я слышала об оазисе, когда была подростком, и думала, что это… — я икаю, теряя ход своих мыслей.

— Я думала, это?.. — Тревор протягивает вперёд руку, предлагая мне закончить предложение.

Постукиваю себя по губе, глядя в потолок. О, да.

— Миф. Я думала, это просто сказка. Бабушкина сказка.

— Почему?

— По — о–о — отому — у–у — у–у что — о–о — о, — протягиваю я. — Никто никогда его не находил. По крайней мере, я не знаю таких людей. Я проехала сюда, в Мэдисонвилль, в Мэривилл, всю дорогу вверх и вниз по шоссе четыреста одиннадцать: искала в течение многих лет. Ни — и–ичего — о–о — о. А потом мне повезло. Друг друга привел меня к Аме. Прошел ещё год, прежде чем она начала доверять мне.

Смеюсь, но безжизненно. Эта история отрезвляет, и я испытываю искушение сделать ещё один глоток, чтобы заглушить вернувшийся