Но и в Диме тоже. Конечно, это не умаляет моей вины. Я сделала ужасную вещь. Но получается, что и муж виноват не меньше меня. Это не у Серёжи проблема с контактом, а у Димы. И у других тоже. Дети в школе, учителя — все видят в нем беспомощного калеку, которого нужно все время учить. И только Платон отнесся к нему, как к равному. Как к взрослому и здоровому человеку, и предоставил ему право решать.

Платон разговаривал с ним с подчеркнутым уважением. Без жалости, да, но и без сюсюканья. Он просто не видел в нем калеку и странного ребёнка. Такое впечатление, что он смотрит на моего сыночка совсем другими глазами. Я-то приняла его за снобоватого барина, который взирает на всех свысока. А он понял моего ребёнка лучше всех. И даже лучше меня.

Потому что правда — вот она, на поверхности: я столько лет терпела невыносимый характер мужа из-за сына. А оказалось, что терпеть не нужно было. А нужно было просто уйти. Не жарить котлеты, не рыдать в подушку, не прятаться за машиной, высматривая его любовницу. А тихо и осторожно, но верно подготовить пути отхода.

Какая же дура! Я зарылась лицом в подушку. Столько лет, как слепая, билась головой о бетонную стену. А ее можно было просто обойти! И сейчас мой ребенок был бы счастлив. Конечно, я бы выла по ночам. Это парадокс, но я все еще люблю Диму. Не знаю, почему. Наверное, потому что любят не за что, а вопреки. Ничего, ради Сереженьки я бы справилась с собой. Я бы закрыла сердце на замок — пусть ржавеет в одиночестве. Лишь бы сыночку было хорошо.

Очень хочется остаться дома и тихо поплакать в подушку. Обдумать, что делать. Просто побыть в тишине. Но нужно встать, одеться и ехать на выставку. И не забыть привести себя в порядок. Мне теперь нельзя плохо выглядеть. Я больше не клуша. Я — тигрица, которая дерется за место под солнцем в огромной и хищной Москве. Мне это место не нужно. Но для сына я его выгрызу.

Я распахнула шкаф и выбрала платье. Покрутила в руках бежевый шелк. Нет, такой наряд скорее подходит для гостьи из богемы, а не для помощницы. Я выбрала черное платье прямого фасона, облегающее, как чулок, не доходящее до колен, с длинными рукавами и двумя рядами белых пуговиц. Строго, но нарядно. В стиле «Шанель». Этот модный дом обожает такие фасоны. Белые пуговицы на строгих черных костюмах и платьях по всей длине, до подола — их фишка. Соломоновна всегда учила нас в ателье:

— Девочки, если хотите оживить старый черный шмот, пришейте на него белые пуговицы. Шкильде еще придется прикалывать белую бхошку, — она так и говорила, специально картавя: бхошка, имея в виду брошь.

— Зачем мне белая брошка? — спрашивала я.

— За тем, шо ты вся плоская, как селедка. У тебя ж не разберешься, где спереди, а где сзади. Шоб мущинки понимали: там, хде бхошка, там перёд.

Теперь нитку жемчуга на шею, черные колготки, черные туфли на «шпильках» и вполне себе вечерний вариант. Волосы я просто распустила по плечам. Нет, нехорошо. Фен нужен, но некогда. Я заплела волосы в косу и перекинула ее на грудь. Там, где коса, там перёд. Взяла сумку и зашла в комнату сына.

— Сыночек, хочешь поехать со мной на выставку?

— Нет, мам, спасибо. Хочу отдохнуть сегодня.

— Тебе не болят спина и ножки после занятий боксом?

— Нет, но устал, да, — Серёжа продолжал увлеченно рисовать на планшете.

— Ну хорошо. Тогда пойду.

Я повернулась, чтобы выйти, но сын окликнул меня:

— Мам!

— Что, дорогой?

— Ты очень красивая!

— Спасибо, мой хороший!

Улыбаясь, я накинула полушубок и спустилась вниз, держа наготове ключи от машины. Но вспомнила, что машина осталась возле галереи. Пришлось вызывать такси.

Черт, как же неудобно было идти до машины по снегу на шпильках! Давно я не жертвовала удобством ради красоты. Но теперь придется вспомнить это давно забытое замужней женщиной умение держать себя в форме.

Я успела приехать до сбора гостей. Платон командовал рабочими, которые перевешивали картины так и эдак. Мы быстро выстроили экспозицию и начали проверять светильники, вмонтированные в стены возле каждой картины.

— Как же в мире всё неоднозначно, — Платон задумчиво щелкал кнопкой, переключая свет с обычного на ультрафиолетовый. — Вы только посмотрите, Надя. При обычном свете видна только часть картины. При ультрафиолете проступает скрытый смысл. Выходит, что истины и нет. Истина видна с разных ракурсов, а значит, она у каждого своя. Поэтому меняя спектр света, каждый видит то, что хочет.

Как же он прав! До сегодняшнего дня я тоже видела свою жизнь и отношения мужа с сыном совсем в другом свете. А Платон сегодня словно включил ультрафиолетовый режим, и в другом спектре я вдруг видела скрытую истину. Кто же думал, что и на нашей с Димой картине есть второй слой?

Среди гостей я чувствовала себя неуютно. Мне хотелось спрятаться. Немыслимые наряды, почти обнаженные женские тела, несмотря на февральский холод. Замысловатые украшения, которые я видела только по телевизору. Богема — яркая, необузданная, непримиримая. Мой строгий и якобы приличный костюмчик казался одежками Золушки до того, как она поехала на бал.

Я тихо спряталась в углу. Но меня настиг мужичина лет пятидесяти с очень знакомым лицом. Пока он рассыпался в комплиментах лично мне и выставке, я вспомнила, где видела это лицо: в списке «Форбс». Где-то поближе к верху. Иначе я бы не запомнила его. Олигарх регулярно мелькал на сайтах сплетен в обнимку с красотками на палубе своей яхты.

— Наденька, раскройте мне тайну: кто этот художник? — доверительно прошептал он, беря меня под локоть. — Клянусь, что никому не расскажу!

— Не знаю, честно, — пожала плечами я.

— Не может быть! Вы же готовили выставку, видели документы. Кто-то же вел переговоры с художником.

— Владелец галереи Платон, — я попыталась осторожно изъять локоть из его рук.

— В долгу не останусь, — локтю не повезло, олигарх вцепился в него еще крепче. — Обожаю баловать красивых женщин. Особенно, когда есть за что. Моя благодарность будет ограничена только вашей фантазией.

Вот черт! Как же мне от него избавиться? Спасение пришло, откуда не ждали. В зал зашел Мамикон и сразу направился в нашу с олигархом сторону.

— Вай! Банк-джан, ты зачем вцепился в мою помощницу? — грозно нахмурился он. — Дай девушке свободу! — он решительно оттер от меня олигарха.

— Ну ты и хитер! — рассмеялся олигарх. — Скажи мне: