во Вселенной нынешнего возраста. Единственную такую звезду можно объяснить случайной игрой природы, но несколько – это слишком невероятно.

Кейт покачал головой.

– Но, может быть, они происходят… я не знаю, из какой-нибудь необычной области пространства. Может, они составляли двойную систему с чёрной дырой, и гравитационные возмущения заставили реакции синтеза идти быстрее.

– Я рассмотрел такую возможность, – сказал Яг. – Вернее, я рассмотрел вероятные альтернативные сценарии, к каковым ваш не относится. Но ни один из них не объясняет всех фактов. Я провёл радиометрическую датировку – измерил соотношение изотопов в образце, который мы с Длиннорылом взяли в атмосфере зелёной звезды. Атомам тяжёлых металлов в этой звезде по меньшей мере двадцать два миллиарда лет. Сама звезда, разумеется, не настолько стара, как некоторые из её атомов.

– Я считал, что все атомы одного возраста, – сказал Кейт.

Яг пожал нижними плечами.

– За исключением малого количества материи, постоянно возникающей из энергии, а также нейтронов, которые в некоторых реакциях могут превратиться в протон-электронную пару, и наоборот, все элементарные частицы во Вселенной сформировались непосредственно после Большого взрыва. Однако состоящие из этих частиц атомы всё время возникают и уничтожаются в ходе реакций синтеза или деления.

– Конечно, – пристыженно ответил Кейт. – Прошу прощения. Так вы говорите, что некоторые атомы тяжёлых металлов в этой звезде старше, чем Вселенная?

– Точно так. И такое возможно только в одном случае – если звезда прибыла сюда из будущего.

– Но… но вы говорите, что зелёная звезда на миллиарды лет старше, чем должна быть. То есть вы хотите сказать, что все эти звёзды были заброшены в прошлое на миллиарды лет? Это немыслимо.

Ответ Яга предваряло ясно различимое фырканье.

– Мне казалось, что интеллектуальное усилие требуется для осознания самой возможности путешествия во времени, а не его протяжённости. Если путешествия во времени в принципе возможны, то их протяжённость в прошлое есть всего лишь функция доступных технологий и энергии. Я полагаю, что у цивилизации, способной двигать звёзды, и того и другого в избытке.

– Но я считал, что путешествия во времени невозможны.

Яг пожал обеими парами плеч.

– До открытия стяжек и мгновенное перемещение считалось невозможным. До открытия гиперпривода движение быстрее света считалось невозможным. Я не могу даже начать предполагать, как могут происходить путешествия во времени, но они, по-видимому, происходят.

– И другого объяснения нет? – спросил Кейт.

– Как я сказал, я рассматривал другие возможности. К примеру, что стяжки теперь действуют как порталы в параллельную Вселенную, и зелёные звёзды прибывают к нам оттуда, а не из будущего. Но, за исключением возраста, они являются тем, что мы можем ожидать от материи, сформированной в нашей собственной Вселенной в ходе нашего собственного Большого взрыва и под действием наших собственных – весьма специфических – законов природы.

– Хорошо, – сказал Кейт. – Но для чего может понадобиться отправлять звёзды из будущего в прошлое.

– Это, – ответил Яг, – первый хороший вопрос, что я от вас услышал.

Кейт стиснул зубы, но сдержался.

– И каков же ответ?

Яг снова пожал всеми четырьмя плечами.

– Не имею ни малейшего понятия.

* * *

Идя по полутёмному холодному коридору, Кейт раздумывал над тем, что каждая раса на борту «Старплекса» имеет некую особенность, которая доводит остальных до белого каления. Как он знал, у людей одной из таких приводящих в бешенство черт было составление аббревиатур из начальных букв слов так, чтобы они снова образовывали слово. Такое явление называлось акронимом на всех нелюдских языках, потому что только в языках людей нашлось для него слово. Ещё на ранних стадиях проектирования «Старплекса» родился документ, называвшийся МОРЖ – сокращение от «Межрасовый обобщённый регламент жизнеобеспечения»; этот документ описывал климатические условия в помещениях, где предполагалось присутствие представителей всех четырёх рас.

Да уж, думал Кейт, моржу в таком собачьем холоде было бы куда как комфортней.

Все расы Содружества дышат кислородно-азотной смесью, хотя ибам для стимуляции дыхательного рефлекса нужна существенно большая концентрация углекислоты, чем людям. Силу тяжести в общих помещениях договорились установить на уровне 0,82 земной – нормальный уровень для валдахудов, слегка пониженный для людей и всего лишь половина того, к которому привыкли ибы. Влажность держали высокой – синусы валдахудов смыкались в слишком сухом воздухе. Освещение общих зон было краснее, чем привыкли люди – что-то вроде яркого земного заката. Кроме того, свет обязательно должен быть рассеянным – родную планету ибов постоянно окутывали облака, и прямые солнечные лучи повредили бы тысячи фотосенсоров их сенсорной сети.

Однако проблемы всё равно оставались. Кейт отступил к стене коридора, чтобы разминуться с ибом, и когда тот проезжал мимо, одна из двух синих труб, свисавших с его помпы, выбросила на пол твёрдый серый комок. Главный мозг существа, размещающийся в коконе, не контролировал эту функцию; приучить иба к горшку попросту невозможно. На Плосконе экскременты собирают особые животные-падальщики, извлекая из них питательные вещества, недоступные пищеварительным системам ибов. На борту «Старплекса» эту функцию взяли на себя фантомасы, роботы-уборщики размером с башмак. Один из них на глазах Кейта метнулся через коридор, всосал в себя оставленной ибом комок и снова спрятался.

Кейт уже давно привык, что ибы испражняются где попало; к счастью, их экскременты никак не пахли. Но вот к собачьему холоду, сырости и остальным вещам, с которыми приходится мириться только ради счастья работать с валдахудами…

Кейт замер. Он подходил к Т-образному соединению коридоров и услышал впереди возбуждённые голоса: голос человека, кричащего… кажется, по-японски, и рассерженный валдахудский лай.

– ФАНТОМ, – шепотом сказал Кейт, – переводи, что они говорят.

Нью-йоркский акцент:

– Ты слабак, Тэсима. Дохляк. Ты не заслуживаешь пары.

– Займись с собой сексом! – Кейт нахмурился – компьютер явно недооценил остроту японской идиомы.

Снова нью-йоркский акцент:

– В моём мире ты был бы самым малозначительным членом свиты самой уродливой, самой ничтожной самки…

– Идентифицировать говорящих, – шёпотом приказал Кейт.

– Человек: Хироюки Тэсима, биохимик, – ответил ФАНТОМ через имплант у Кейта в ухе. – Валдахуд: Гарт Дайгаро эм-Хольф, механик.

Кейт стоял на месте, раздумывая, что делать. Они оба взрослые, самостоятельные особи, и, хотя формально он был их начальником, нельзя сказать, что они находились под его командой. И всё же…

Средний сын. Кейт выступил из-за угла.

– Ребята, – спокойно сказал он, – давайте малость успокоимся.

Все четыре руки валдахуда были сжаты в кулаки; круглое лицо Тэсимы пылало гневом.

– Не лезьте в это, Лансинг, – сказал японец по-английски.

Кейт смотрел на них. Что он мог сделать? На корабле не было карцера или гауптвахты, чтобы их туда посадить, да и вряд ли они станут подчиняться его приказам в делах, не касающихся работы.