Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Челн, зарываясь в воду пробитым носом, шел, толкаемый мощными гребками. Даже весла трещали от усилия. Ведь догонят, сволочи…
– Отвали, сявка! – завизжала Надежда Вениаминовна, пульнула из своего ПСМ и выдернула из-под куртки что-то небольшое. – Ухи!!!
Марик, не рассуждая, пошире открыл рот, зажал свободной рукой ухо…
Метала бабка так себе, но до челна оставалось-то метров шесть. Цилиндр гранаты стукнул о днище между гребцов, те завертели бородатыми бошками…
Вот теперь громыхнуло так громыхнуло. Марик оглох, на одно ухо уж точно. Со звуковыми гранатами на курсах знакомили, но не то чтобы так уж близко…
На челне желание идти на абордаж потеряли – брошенные весла погрузились в воду, оглохшие гребцы мычали что-то невразумительно нецензурное.
Надежда Вениаминовна требовательно махала-указывала пистолетом. Марик бросился на нос. Тут «Мадрид» вздрогнул – за бортом захрустело, яростно зарычали десятки голосов. Катер все-таки протаранил одну из пиратских лодок. Крепко приложившийся о стенку рубки, Марик не успел выпрямиться, как увидел цепляющиеся за леера руки. Двинул по ним прикладом. Пришлось повторить – легкий складной приклад АКС на мозолистые лапы действовал слабо.
– Твою!.. – Невидимый корсар звучно шлепнулся в воду. Но на палубе стоял еще один – отряхивался, как собака, с овчинного жилета летели брызги…
На корме тоже было не все ладно – выругалась Надежда Вениаминовна, хлопнул пистолетный выстрел…
– За борт, идиотина! – Марик вскинул автомат, целясь в грудь собако-овчинному.
Ствол «калашникова» разбойник игнорировал. Потянул из-за пояса замысловатый клинок и с надеждой прохрипел:
– Девки у вас есть?
Марик невольно попятился – бесстрашие пирата наводило на мысль, что тот вообще бессмертный. Очень даже запросто. В зарослях рыжей бороды зубы сверкают, рослый, загорелый. Господи, просто кино какое-то…
Корсар хвастливо крутанул клинком, шагнул…
Тут за спиной разбойника распахнулась дверь машинного отделения, высунулся механик и, не говоря худого слова, огрел пришельца по шее коротким ломиком…
На бородатой физиономии пирата промелькнуло изумление, и он бухнулся на колени. Немного подумал и рухнул харей в палубу. С верхней палубы выглянул Пантелеев, державший ручку от швабры:
– Управились?
– Товарищ Пантелеев, немедленно вернитесь вниз! – рявкнула Надежда Вениаминовна, меняя в пистолете магазин.
– Иду-иду, – заверил экстрасенс. – Только лейтенанту помогу. Задело его…
– Сейчас окажем помощь. – Баба-яга глянула за борт. – Несем потери, но прорвались. Что уставились? За борт корсара! Не потонет.
Разбойник что-то промычал, шевельнул ногами. Подскочил Сергеич, вместе перевалили тяжелого гостя через фальшборт. Механику опять поплохело – посмотрел мутными глазами и полез к себе в машинное.
– Да, таких хрен утопишь, – заметила Надежда Вениаминовна, наблюдая, как разбойник, фыркая и мотая головой, плывет к берегу. – Боец, надеюсь, ты по переднему челну не сильно строчил?
– Чё? – жалобно спросил Марик.
– Ну, все-таки исторический народный герой. – Бабка спрятала пистолет под куртку. – Ладно, что с нашим офицером?
Эмчеэсовца задело вскользь, но ребра два, видимо, сломало. Лейтенант кряхтел, Надежда Вениаминовна командовала, Марик накладывал повязку, смущенный Росс бегал за чистой водой. Заодно принес полбутылки водки, выданной капитаном, – смыли кровь. В судовой аптечке имелось лишь три потрескавшихся от старости резиновых жгута и солидный запас валидола, но в чемодане МЧС хватало бинтов и медикаментов, да и у Марика имелся пакет первой помощи. Впрочем, «антишок» не понадобился. Лейтенанта, бледного, но держащегося на ногах самостоятельно, препроводили в салон. Марик остался на посту.
* * *
Реку узнать было невозможно: опять то ли сырой апрель, то ли начало октября.
– Бакен, – сказал работающий штурвалом Сергеич. – Фу, от души отлегло.
Марик пожал плечами. Там – сказка ненужная, здесь – сплошь тоска.
– У меня дома есть «Байкальская особая», – заявил капитан. – По случаю пузырь презентовали. Приду, жену к подруге отправлю. Телевизор на хер выключу и приму. Под бастурму. Люблю я эту татарскую гадость.
– Хорошее дело, – пробормотал Марик и поковырял в правом ухе – слышало оно неважно.
В рубку сунулась Надежда Вениаминовна с двумя кружками:
– Чаю глотните. Перемена климата – опасная вещь.
Чай был сладкий, крепкий. Похоже, и водки по глотку плеснули.
– Сухпай мой возьмите. Пока еще дотелепаем, – сказал Марик.
– Употребим и армейское. – Бабка вынула из баула лоток с пайком. – А насчет кораблика ты, боец, зря. Нормальное судно. Вот на бак имеет смысл ДШК пристроить. А на корму спарку какую-нибудь…
Сергеич подавился чаем:
– Надежда Вениаминовна, вы уж, извините за вопрос, кто по специальности?
– Из органов, – пробурчала уполномоченная ФСПП, отдирая крышку с баночки сыра. – Так уж жизнь сложилось.
– Из ЧК? – поинтересовался зачем-то Марик.
Баба-яга глянула снисходительно:
– Совсем за ископаемое держишь? Нет, там не довелось. И в НКВД не успела. Вот в МГБ… Да что вам буквы-то? Устарели мы физически. На вас, сопляков, вся надежда. Да на таких, как Пантелеев. Его и охраняю. Вот некого больше, кроме старухи, приставить. Не осознали еще, мать их…
* * *
Шли уже городом. Снова накрапывало. Марик смотрел в спину стоящего на носу катера Пантелеева. Когда экстрасенс пошел на верхнюю палубу, Марик решился.
Под металлической крышей здорово дуло. Пантелеев сидел на неудобной решетчатой скамье, накинув капюшон куртки.
– Извините, Леонтий Петрович, можно обратиться?
Экстрасенс кивнул. Глаза у него были темные, тусклые.
Марик неуверенно начал:
– Понимаете, я на Академической жил. Там два дома, ну, они…
– Кратковременное «окно» очень крупных размеров. Мне рассказывали. Я еще в Торжке тогда был, но в курсе. Нашумевший прецедент.
– Слушайте, раз уж мы земляки, – Марику стало совсем неловко. – Я в пропавшем доме с девушкой жил. С женой…
– Печально.
Марик дрогнул, попятился:
– Понятно. Извините…
Пантелеев вздохнул:
– Постойте, Марат. Понимаете, я утешать не умею. Я вообще не совсем экстрасенс. Я этому не учился. Всегда считал лишним…
– Я понимаю. Извините. Просто хотелось хоть что-то узнать.
– Руку дайте, пожалуйста.
Марик дал правую руку. Никаких особых ощущений. Экстрасенс склонил голову, словно пульс считал. Наконец, взглянул хмуро: