«Всего лишь ребенок»? Он ваш ребенок, и этим все сказано. Вы не хотели, чтобы я с ним встречалась...

Ну, это мы уже слышали. Почему вы так думаете?

Вы всегда приглашаете няню, когда встречаетесь со мной.

У него пересохли губы.

Потому что, когда я вижу вас, мне хочется делать с вами то, что не предназначено для детских глаз.

В воскресенье, когда вы приходили в офис за брошюрой, вы могли бы привести его, но не сделали этого. Вы оставили его с друзьями на пляже.

Потому что ему там было весело.

А если бы он начал плакать, когда вы уходили, вы бы взяли его с собой?

Может быть, — с минуту подумав, ответил Джон и медленно добавил: — Но, может быть, в некотором отношении вы и правы. Я хочу защитить Джи-Джи от боли, поэтому веду довольно замкнутый образ жизни. Моя работа идеально для этого подходит. Ко мне не так часто приходят незнакомые люди, тем более женщины. Я не хотел его смущать.

Если вы сейчас привезете меня, это его смутит.

Он задумался.

Я могу объяснить, что вы мой друг.

Но я буду у вас, в вашем доме, а затем, когда мне станет лучше, я уйду. Это его не смутит?

Я объясню, что вам стало лучше.

Нина не очень четко выражала свои мысли, и чем больше она утомлялась, тем больше тумана было в ее голове. Закрыв глаза, она вздохнула:

Ах, Джон.

Что? — спросил он мягко, ласково и нежно.

Я совершенно не умею обращаться с детьми. Я не знаю, что делать, а Джи-Джи не просто ребенок. Он особенный. Что, если я сделаю что-нибудь не то? Что, если я скажу что-нибудь не то?

Последовало молчание, она осмелилась открыть глаза. Взгляд Джона был так же нежен, как и его голос.

У меня дома вы будете не работать, а отдыхать, — произнес он с печальной улыбкой. — Кроме того, вам нечего беспокоиться о том, что вы скажете при Джи-Джи что-то не то. Он вас все равно не услышит.

Почувствовав печаль в голосе Джона, она закрыла глаза. Сквозь кокон темноты и слабости до нее доносились его слова.

Я бы хотел, чтобы вы познакомились с ним, Нина. Я бы хотел, чтобы он познакомился с вами. Время пришло.

Она не совсем понимала смысл того, что он говорил, но почему-то не придавала этому значения. Если Джон действительно так хочет, чтобы она восстанавливалась у него дома, что ж, она поедет к нему. Хотя опасность, конечно, существует. Ей придется постоянно отстаивать свою независимость. Но она больна. А он предлагает ей свою помощь. И лишь затаенные уголки ее сознания — называйте это беспринципностью, любопытством или старым, как мир, эгоизмом — подсказывали ей, что она действительно хочет принять его заботу.

Доктор сделал необходимые исследования и, оставшись удовлетворенным состоянием Нины, наконец, отпустил ее на попечение Джона. Надев свободный сарафан и босоножки, принесенные Ли, она медленно прошла к лифту, опираясь на руку Джона.

Он пристально разглядывал ее лицо.

Вы в порядке?

Да.

Как бы ей хотелось, чтобы это было правдой! Она ощущала слабость в ногах и очень чувствовала шов при ходьбе. Доктор пообещал, что неприятные ощущения будут проходить постепенно день за днем, но она была нетерпелива. Она не умела болеть. То, что придется снизить темп жизни, расстраивало ее.

Как бы то ни было, спустившись на лифте и пройдя до парковочной площадки, она была рада удобно устроиться на сиденье в машине, откинуться на спинку кресла и перевести дыхание.

Вы бледны, как привидение, — заметил Джон, садясь рядом с ней. — Вы уверены, что не хотите еще побыть в больнице?

Она помотала головой. Самое последнее, чего ей хотелось, — это возвращаться туда. Ей было куда пойти, ей было что делать, и хотя она с большим удовольствием отправилась бы к себе домой, по настоянию доктора ей придется довольствоваться домом Джона. По крайней мере, она сможет спать, когда захочет, а в остальное время думать. Может быть, Джон не позволит ей часами разговаривать по телефону, но она сможет составить план работы и написать для Ли инструкции относительно Кросслин-Райз.

Скоро я поправлюсь. Просто я слишком долго провалялась в постели и отвыкла от вертикального положения!

Попробуйте лечь иначе! — Джон мягко положил ее голову к себе на колени. — Так лучше?

Нина вздохнула:

Значительно лучше!

Включив мотор, Джон осторожно тронулся с места.

Вот так же вы лежали, когда я вез вас в больницу той ужасной ночью. Вы помните?

Конечно, нет! Я совершенно ничего не помню.

Джон погладил ее по голове:

Мне тогда было очень страшно!

Вы уже тогда поняли, что со мной случилось?

Да. Поэтому мне и было очень страшно. Однажды я был свидетелем смерти человека, с которым случилось то же самое, что с вами. Я предположил, что у вас вскрылся нагноившийся аппендикс, но не понял, когда это произошло. Наверное, незадолго до того, как вы мне позвонили.

Нина дрожала.

Вам холодно? — Джон уже потянулся к кондиционеру, но она тряхнула головой.

Просто я вспомнила ту ужасную боль. Ничего хуже со мной никогда не было!

Спасибо, что догадались позвонить мне!

Она часто думала об этом, еще лежа на больничной койке. Ведь она могла позвонить Ли, позвонить Мартину или по 911, но позвонила Джону! Она, всю свою жизнь стремившаяся к независимости и самостоятельности, выбрала именно Джона, имевшего на плечах самую трезвую и спокойную голову!

Поймав его руку, она положила ее себе под подбородок.

Я не поблагодарила вас! Вы приехали, знали, что нужно сделать, и сделали! Вы спасли мне жизнь!

Он откашлялся:

Сейчас самое время зазвучать скрипкам!

Я тоже так думаю! Я вам очень благодарна, Джон!

Хорошо. Докажите вашу благодарность: побудьте несколько дней хорошей девочкой и полежите в постели!

Опять в постели?

По крайней мере, первое время!

Нина поудобнее устроилась на его бедре и замолкла. Улыбнувшись, Джон спросил:

Ну что? Никаких возражений?

Я очень устала, — задумчиво произнесла она, отвечая себе на свой же вопрос. Поехать к Джону было против ее правил, но обстоятельства требовали того. — В больнице я этого не понимала, мне только хотелось поскорее уйти оттуда. А теперь я хочу отдохнуть!

Вот и отдыхайте! Мы скоро приедем!

Гул мотора и тепло бедра Джона убаюкали ее.

Разбудите меня немного раньше, чем мы приедем к вам!