Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маркиз улыбнулся.
– Я догадывался, что он захочет снова воспользоваться вашими услугами. Вы так много сделали для этой страны, что они вас никогда не отпустят.
– Я думаю, что смогу обосноваться здесь, когда буду слишком стар для приключений! – сказал Кэлвин Брук. – Это страна улыбок, и мне всегда было хорошо с ее обитателями.
– Прекрасная мысль! – с энтузиазмом воскликнула Анкана. – Мы будем приезжать к тебе каждый год, так что, если ты решишь остаться здесь, купи большой дом!
– Я непременно так и сделаю! – пообещал ее отец.
Он пробыл с ними еще час, а потом они вместе поужинали. После ужина он поехал туда, где ниже по реке стоял пароход, на котором он должен был отплыть в Индию.
– Обещай мне, что будешь беречь себя! – умоляла Анкана. – Я не переживу, если снова услышу о твоей смерти!
– Ты же будешь знать, где я, – уверенно сказал Кэлвин Брук. – В Тибете я или на Луне, я всегда буду с тобой, дорогая.
– Да, прошу тебя, а я буду за тебя молиться.
– Твои молитвы сохранят меня, как было до сих пор, – отвечал ее отец.
Он уехал.
Отец знал, что, как ни грустно ему было расставаться с Анканой, он уже предвидел приключения, ожидавшие его впереди. Жизнь в тибетском монастыре, возможность исследовать бесценную рукопись, которая хранилась там веками.
После его ухода маркиз обнял Анкану и повел ее вниз.
Когда он, не выпуская ее из объятий, открыл дверь в свою каюту, Анкана ахнула.
Пока они ужинали, Добсон внес кое-какие изменения. Все ее туалеты были теперь в бывшей каюте маркиза, и она была полна цветов.
Один только камердинер знал об их предстоящей свадьбе. Поскольку все хранилось в тайне, даже капитану не было известно о происходящем.
Машины заработали, они медленно снялись с якоря и стали отплывать от дворца.
Анкана смотрела на цветы и на одну из новых ночных рубашек, которую выбрала днем и которая теперь лежала на кровати.
– Я не должна выдворять тебя из твоей каюты, дорогой, – невольно сказала она.
– Нашей каюты, – поправил ее маркиз. – Ты забыла, моя бесценная женушка, что мы женаты!
Взяв пальцами ее подбородок, он повернул лицо Анканы к себе.
– Я не мог поцеловать тебя, – заговорил он слегка охрипшим голосом, – пока твой отец не удалился, потому что, сделай я это, я бы не смог думать ни о чем другом. Но теперь мы одни, и ты – моя, пока не высохнут моря и не упадут с неба звезды.
И он снова поцеловал ее.
Мягкость и нежность ее губ, казалось, говорили ему о том, какой женой она станет. Он хотел, чтобы она была очень женственной и нуждалась в его покровительстве и защите.
В то же время она стимулировала и вдохновляла его, чего раньше не удавалось ни одной женщине. Обнимая ее, он чувствовал себя самым счастливым человеком в мире.
В этом хрупком создании он нашел так много всего, что будет интриговать и очаровывать его до конца дней.
Какое-то время спустя «Морской конек» стоял на якоре ниже по течению, где никто не мог его увидеть. С одной стороны была вода, а с другой – пальмовые и мангровые рощи.
Анкана прижалась лицом к плечу мужа и поцеловала его.
– Я люблю тебя! – прошептала она.
– То, что я чувствую к тебе, невозможно выразить словами, – сказал он. – Я еще никогда – и это святая истина, моя любимая, – не испытывал такого счастья, каким ты одарила меня.
– Это правда? – спросила Анкана. – Я так боялась, что… разочарую тебя.
– Это невозможно, – сказал маркиз. – Я никогда не знал никого прекраснее, но ты дала мне намного больше, чем просто красота. – Она придвинулась ближе. – Мы теперь одна плоть, и так как мы думаем сообща, я чувствую, что мы сможем больше помочь другим людям, чем если бы действовали в одиночку.
– Я тоже так думаю, – сказала Анкана. – О, дорогой мой, я знаю, какая ты важная особа, но обещай мне, что ты позволишь мне тебе помогать?
– Без тебя я ничего не смогу сделать, – сказал маркиз. – Это чувство взаимной необходимости будет только расти в будущем, и, конечно, мы должны воспитать наших детей такими же восприимчивыми.
Анкана подняла к нему лицо.
– Я молюсь о том, чтобы у меня получилось… подарить тебе сына.
Она знала, насколько эти слова тронули маркиза, потому что он сказал:
– Я хочу, чтобы большой дом, который ожидает нас на родине, был полон детей, которые продолжат наш род. – Он улыбнулся, прежде чем продолжить: – Но я буду ревновать, если ты станешь любить их сильнее, чем меня, потому что я хочу твоей любви больше, чем я когда-либо чего-либо хотел в жизни.
– Она вся твоя! – быстро сказала Анкана. – И я тоже… твоя!
– Я уже говорил, что обожаю твое прекрасное необычное лицо, – сказал маркиз.
Он целовал ее глаза, ее маленький прямой носик и ямочки по обеим сторонам ее рта.
– Но я также люблю твой ум – чарующий, возбуждающий, уникальный.
Он помолчал и, пристально глядя на нее, прибавил:
– В одном я абсолютно уверен – мне никогда не станет с тобой скучно, ведь я никогда не смогу предугадать, что именно ты собираешься сказать.
Анкана засмеялась.
– Ты бросаешь мне вызов. Если я непредсказуема и тебя это станет раздражать, ты будешь сам виноват.
– Я готов рискнуть! – сказал маркиз.
Он помнил, как часто ему надоедали другие женщины, потому что в них не было ничего оригинального и неожиданного.
Ощущая в своих объятьях нежность ее тела, он продолжал:
– Я люблю твое сердце, которое принадлежит мне, как и мое принадлежит тебе. Но есть и еще кое-что, моя прелесть, чего я никогда не требовал от другой женщины, но что я хочу получить от тебя.
Анкана нахмурила брови, чтобы показать, что она заинтригована, и маркиз негромко сказал:
– Мне нужна твоя душа, которая сделала тебя такой, какая ты есть. Она, я знаю, может общаться с высшими силами, они помогают тебе, и они нужны мне тоже.
– Она твоя! Все мое… твое! – сказала Анкана.
Маркиз уловил в ее голосе ноту страсти. Он был очень нежен и сдержан в проявлениях своей любви, понимая, что он возбуждает в ней чувства, незнакомые ей прежде. Она была подобна цветку, раскрывающему свои лепестки навстречу солнцу, и он знал, что не должен напугать ее.
Он желал научить ее любить его так же страстно, как он любил ее. В то же время она могла многому научить его в духовном отношении.
Он слегка отодвинулся, чтобы посмотреть на нее.
– Как ты можешь быть настолько совершенна? – спросил он. – Как ты можешь быть женщиной, всегда обитавшей в храме моего воображения, которую я не надеялся найти?