Мы долго бродили по мертвому городу, и на память приходили грустные слова из абиссинских хроник, где говорится о разрушении городов мусульманских султанатов эфиопским императором Маром Клавдием: «Он разрушил сооружения их, а птицы сделали их себе домом, и стали их места работы и жилища — жилищами голубиных птенцов». Это было в 1549 году, и вот уже свыше четырехсот лет ничто не меняется в этих местах и никто здесь не живет.

Когда уезжали из Борамы, Саид подошел к одной из грузовых пассажирских машин, курсирующих до Джибути, и что-то долго говорил водителю. Тот молча кивал в ответ. Когда машина отправилась в рейс, мы спросили у Саида:

— Знакомый?

— Да. Просил его передать моим родителям в Джибути, что скоро буду в Зейле. Хочу их повидать.

Саид посмотрел на нас и вдруг весело рассмеялся.

— Между прочим, вы, наверное, думали, что все люди, толпившиеся возле машин, — родственники отъезжающих? Совсем нет. Многие просто просят передать, — как это у вас по-русски называется, — весточку своим близким, живущим в Джибути. Как видите, я тоже воспользовался этим средством связи.

Так мы стали свидетелями того, как действует «полевая почта» кочевников.

Постоянное перемещение кочевников с места на место, казалось бы, делает практически невозможной организацию связи. К тому же отсутствие до недавнего времени (до 1972 года) национальной письменности еще более затрудняло создание современной системы обмена информацией, каковой в других странах является обыкновенная почта. Но сомалийские кочевники вышли из затруднительного положения, создав так называемую «устную почту». Любая информация, которую хочет передать кочевник своему родственнику или знакомому, находящимся в другом, может быть, даже неизвестном ему месте, передается устно какому-либо общему знакомому и либо через него, либо по эстафете рано или поздно доставляется адресату. Тайна такой своеобразной «переписки» гарантируется специальным шифром, который понятен лишь адресату и его корреспонденту. Устное «письмо» полно аллегорических намеков, иносказаний, «почтальону» его истинное содержание остается непонятным.

Устная почта бесперебойно действует в сомалийском бушленде. И, как мы убедились сейчас, не только в бушленде. Даже грамотные и образованные люди при определенных, обстоятельствах прибегают к этому старому, но испытанному средству связи.

От Борамы до Зейлы всего один день пути на машине, но мы не спешили и добирались целых четыре дня.

Природа этого края разнообразна и на редкость живописна. На сравнительно коротком отрезке пути путешественник имеет возможность побывать как бы в трех различных природных зонах. Сначала он любуется богатой растительностью горных долин, затем его поражает внезапный переход к безлюдной каменистой пустыне, окруженной опаленными солнцем безлесными горами, что делает пейзаж похожим на инопланетный, и, наконец, спустившись с гор, путешественник попадает на бескрайние просторы низинной сомалийской степи с небогатой низкорослой растительностью, населенные быстроногими обитателями — страусами, газелями, лисами, зайцами и другими степными животными.

Первую остановку делаем среди густых древесных зарослей, с двух сторон сжимающих дорогу. Место на первый взгляд совершенно безлюдное и дикое. Вдруг где-то в глубине зарослей слышим равномерное постукивание. Долго не можем понять, что это такое. Людей мы уже не встречали на протяжении многих километров, поселки остались позади, до ближайшего — еще несколько десятков километров. Если это человек, то он непременно должен слышать, что рядом остановилась машина, звучат голоса, и элементарное любопытство заставило бы его выйти на дорогу. Но никто не выходит. Тогда мы сами идем на стук. На небольшой площадке, свободной от зарослей, мы видим подростка лет четырнадцати, который широким ножом срубает ветки с дерева, очищает их от листьев и связывает в небольшие пучки. Наше появление его не только не удивило, но он вообще, казалось, и не заметил нас и продолжал свое занятие. После некоторого молчания, вызванного столь неожиданной встречей и реакцией мальчугана, Саид вступил с ним в разговор. Выяснилось, что подросток — почти глухонемой: совсем плохо слышит и с трудом говорит. Ветки, которые он тщательно связывал в пучки, не простые. Древесные волокна этого растения, оказавшегося диким абрикосом, содержат вещество, которое отлично очищает зубы. Такими «зубными щетками», которые буквально растут на деревьях, пользуются все кочевники, а иногда и жители городов. Кстати говоря, это растение находит такое же применение во многих странах Африки.

Подросток знал об этой небольшой рощице дикого абрикоса и пришел, чтобы заготовить ветки и потом продать в поселках.

— И ты не боишься уходить так далеко один? — спросили мы. Мы знали, что в горных ущельях Северного Сомали водятся леопарды и другие небезопасные хищники, и искренне поразились бесстрашию юного заготовителя «зубных щеток». Он ничего не ответил, видимо, считал наш вопрос наивным. Действительно, для сомалийского мальчика, живущего в бушленде, четырнадцать лет — не такой уже малый возраст, да и, как говорится, «волков бояться — в лес не ходить». Так мы расценили его молчание.

— Может быть, подвезти тебя куда-нибудь? — Мальчик отказался.

— Ну что ж, желаем тебе удачи, — сказали мы на прощание. Мальчик опять промолчал, видимо, не расслышал и так же молча принялся продолжать свое нехитрое дело. А нам вспомнились «Крестьянские дети» Некрасова, и мы уже не удивлялись этой мимолетной встрече и перестали беспокоиться за мальчишку — истинного сына сомалийского бушленда.

К вечеру мы добрались до поселка Чире на границе предгорий и сомалийской степи, протянувшейся до самого Аденского залива.

Этот поселок именуется так по названию мелкого колючего кустарника, окружившего его со всех сторон. Нам предстояло провести здесь несколько дней, чтобы познакомиться с жизнью местного кочевого населения.

К нашему удивлению, в этом небольшом поселке, чьи прямоугольные глинобитные постройки образовывали одну-единственную улицу, жило много молодежи, хотя никаких «молодежных» учреждений типа школ, клубов и тому подобного здесь и в помине не было. Здесь вообще не было никаких учреждений, кроме традиционного ти-шоп, и молодежный характер поселка так и остался для нас загадкой.

Здесь мы, по существу, впервые столкнулись с тем, что местное кочевое население весьма настороженно относится ко всякого рода расспросам. Нам стоило большого труда собрать нескольких стариков, чтобы выяснить у них интересовавшие нас подробности их быта. Потребовалось полдня усиленной дипломатической деятельности Саида, выступавшего на этот раз в качестве посредника и переводчика, чтобы старики наконец согласились быть нашими информаторами.

Собравшись под единственным более или менее тенистым деревом, растущим несколько в стороне от поселка, они стали рассказывать о своей жизни.

Разводят в этих местах преимущественно коз и овец. Верблюды служат лишь средством передвижения. В среднем каждая семья имеет стадо примерно из двухсот голов. Маршруты перекочевок зависят только от дождей и наличия пастбищ, и каждая семья вольна переселяться,