Ангус сдвинул берет на макушку, глядя в красноречиво блестевшие глаза возлюбленной. Она мерцала перед ним, но не сводила взгляда с Кэролайн.

Почти ошеломляющая волна печали захлестнула его.

– Я думал, что этому суждено случиться между нами. С нами ведь было то же самое, верно? Ты была девственной в ту ночь, когда мы…

Он откашлялся.

– И ты сожалеешь о том, что мы сделали?

Она устремила на него взгляд:

– Конечно, нет! Я сожалею о том, что это было лишь один раз и больше этот момент не повторился. О, Ангус, неужели мы допустили ошибку? Что, если мы принесли им еще большее несчастье? Приговорили к жизни, полной боли и сожалений?

Он подошел ближе, поднял руку, но так и не смог ее коснуться. Даже чтобы утешить! Какое разочарование…

– На завтра назначена битва, о которой я не знаю? У Алека нет братьев, которые смогли бы разлучить его с девушкой. А у нее нет брата, который мог бы потащить ее назад, в Англию. Они вместе, и они здесь. Никуда не уезжают. Позже Алек проснется и вернется в замок, найдет ее, опустится на колено и…

Джорджиана вскрикнула, когда Алек промчался прямо сквозь тень деда, пытаясь на бегу натянуть рубашку.

Они наблюдали, как он прыгнул через умирающий огонь, огибая мирно спящих на росистой траве людей, прежде чем вернуться, чтобы посмотреть в лица спящих.

– Вот видишь? – самодовольно сказал Ангус, поправляя плед. – Он ищет ее!

– Софи? – услышали они шепот Алека. – Ты здесь?

– Софи? – повторила Джорджиана с таким ужасом, что стайка перепуганных птиц вспорхнула с места. – Он все еще считает, что Кэролайн – кто-то по имени Софи? Даже после…

Дурное предчувствие сжало сердце Ангуса. Внук продолжал искать женщину, с которой провел ночь, женщину, имени которой не знал.

– Они даже не познакомились? – вздохнул он. – Всего лишь зелье, как ты говорила, женщина, и все будет хорошо, и проклятие будет снято.

– Должно быть, слишком много мятлика, – расстроилась Джорджиана.

– Это было всего лишь зелье. Неужели не видишь? Она не создана для него или он не создан для нее, – рассердился Ангус. – Твой план не сработал!

Джорджиана широко раскрыла глаза:

– Как ты можешь это говорить? Сам видел, как они танцевали, видел страсть в их глазах.

– Это все костер и эль, ничего больше, – проворчал Ангус. – Он, очевидно, влюблен в другую, в кого-то по имени Софи.

Джорджиана покачала головой и заломила руки.

– Нет, это невозможно! Если он любит эту Софи, почему забавлялся с Кэролайн?

Ангус ответил спокойным взглядом:

– Он мужчина, возлюбленная моя, а она прелестная девушка.

– О, что мы наделали? – вскрикнула Джорджиана. – Я должна пойти к Кэролайн, хотя одному богу известно, чем смогу помочь. Совсем ничем…

Ангус провожал взглядом Джорджиану, уплывающую на волнах рассвета. Алек тем временем смотрел на башню, словно был одновременно не в своем уме и околдован. Ангус точно помнил это чувство. Он тоже стоял на этом месте в утро Иванова дня, не в силах думать ни о ком и ни о чем, кроме Джорджианы и сладости ночи в ее объятиях. Даже когда братья взобрались на холм, чтобы схватить его, он так и стоял здесь, не в силах двинуться, охваченный чистой любовью, чистой радостью.

Он открыл было рот, когда они добрались до него, готовый объявить всему миру о своей любви к Джорджиане, но Нил размахнулся и ударом стер улыбку с его лица. Очнулся Ангус только на корабле, от сильной тошноты. Тогда он тоже был не в своем уме и околдован, но по совершенно другой причине.

На глазах Ангуса Алек повернулся, чтобы осмотреть дорогу. По ухабам и рытвинам переваливался богатый экипаж в сопровождении нескольких тяжело груженых тележек. Нахмурившись, он рассматривал большой золотой герб, шестерку хорошо подобранных белых лошадей, везущих карету к Гленлорну. Ангус подобрался ближе к внуку.

– Кто это едет? – спросил он, хотя понимал, что Алек не может его слышать.

– Софи, – пробормотал Алек и помчался вниз с холма.

Кэролайн проскользнула в замок через черный ход и побежала по лестнице, перескакивая через ступеньку. Первым долгом она заглянула в спальню сестер, боясь того, что может там найти, вернее, не найти. У нее ноги подогнулись от облегчения при виде трех головок на трех подушках. Все мирно спали. И ничего подозрительного, кроме нескольких увядших цветочков, валявшихся на полу. Она укрыла одеялом Сорчу и пошла к себе. Закрыла дверь и на секунду к ней прислонилась. Никто ее не видел.

Облегчение переполняло Кэролайн.

Она наскоро умылась холодной водой, но щеки по-прежнему горели. Погляделась в зеркало, рассматривая лицо в первых лучах солнца. Изменилась ли она?

Конечно, изменилась! Волосы спутались дикой гривой. Губы – красные и распухшие от поцелуев. При мысли о его поцелуях у Кэролайн ослабели колени от желания. Она наблюдала, как жаркая кровь залила лицо от волос до подбородка. А глаза… боже, как она сможет скрыть выражение глаз? Они сияли, сверкали. И взгляд был нежным, ошеломленным, как никогда раньше. Была ли это любовь или только удовлетворенность женщины, ублаженной искусным любовником? Она мало знала о таких вещах… до прошлой ночи. Она слышала только, как служанки сплетничают о чем-то подобном, блестя глазами и краснея.

Кэролайн, внезапно ослабев, схватилась за край стола. Между бедрами саднило, но блаженство не покинуло ее.

Больше всего на свете ей хотелось лечь, заснуть и увидеть во сне Алека Макнаба и все, что произошло между ними в башне.

Но солнце уже вставало, а у Кэролайн есть обязанности.

Она снова умылась, тщетно пытаясь смыть доказательства своего падения. Выбрала самое скромное платье, какое только смогла найти, уныло-голубое, с высоким воротом. Свернула волосы в тугой узел, так, чтобы не выбилась ни одна прядка, и заколола целой армией шпилек.

Все же, когда она посмотрелась в зеркало, оказалось, что щеки по-прежнему красны. Зато теперь она понимала, о чем сплетничали горничные. Ничего, Кэролайн просто будет вести себя так, словно ничего не случилось. Будет держать глаза опущенными, губы чопорно сжатыми. Никто не посмеет задавать вопросы или интересоваться, куда она исчезла прошлой ночью. Если же спросят, она просто ответит…

Кэролайн, высоко вскинув голову, пошла к двери. Положила ладонь на дверную ручку и остановилась. Что она ответит? У нее нет таких слов, чтобы все объяснить. А что она скажет Алеку, когда… если его увидит? О господи…

Она отступила и уставилась на засов. Она объяснит, что все это было ошибкой – порывом. Не то чтобы она была особенно импульсивна. Обычно – нет. Лучше сказать, что она поддалась духу праздника: танцы, дым костра… от всего этого у нее закружилась голова: это единственное объяснение. Она даст ясно понять, что у нее нет привычки поступать подобным образом, и такое поведение, как прошлой ночью, больше не повторится. Никогда.