— И с чем же?

— С чем? — Минкс звонко рассмеялась. — Ни с чем. Ничего я тебе не скажу. — И прибавила, понизив голос: — Послушай, котик, это человек испорченный. Я знаю, на кого он работает. Мне ничего не стоит прижать его покровителей. Тогда увидишь, помогут ли ему его связи. Ты можешь с ним выпить хоть сто чашек кофе в Махане. Но помни: рыпнешься — и ему конец. Я ему оторву яйца и преподнесу тебе на блюдечке, — добавила она вполне будничным тоном.

Амрита в бешенстве меряла шагами комнату. Минкс подошла к ней сзади, положила руки на плечи и сказала:

— Может, хватит со мной бороться? Дурочка, это совершенно бесполезно — разве ты не поняла? Ведь я хорошо к тебе отношусь. Я — твоя единственная защита от неприятностей.

Амриту передернуло.

— Я вовсе не хочу провести остаток дней под присмотром спятившей извращенки. Я не поеду в Бомбей. И уж тем более не буду жить в твоем доме — что за бред? Да мне лучше сдохнуть, чем жить с тобой! А о моей матери не беспокойся — рано или поздно она поймет, кто ты есть. Она не такая дура.

Минакши задумчиво докурила, потушила сигарету.

— Посмотрим, радость моя. Не торопись. Я на твоем месте держалась бы подальше от парней с таким темным прошлым. И тем более с такими влиятельными женами, как Нирмала. А ведь она может легко превратиться в тигрицу. Я слышала о ней много интересных историй, связанных с вуду и тантрической магией. Она постоянно совершает паломничества и знакома с каждым свами в Индии.

С этими словами Минкс удалилась. Амрита наблюдала из окна, как она прошла по дорожке до своей машины, пиная носком туфли случайные камешки и бормоча себе что-то под нос.

И несмотря на всю неприязнь, Амрита почувствовала жалость к этой несчастной, никем не любимой женщине.

* * *

О приезде Амриты Каран узнал на съемках. Он снимал четырех совсем молоденьких моделей с мотоциклом. Новость ему сообщил стилист.

— Махарани[23]вернулась… и с ней сука в платке, — сказал Викки.

Каран не мог отделаться от чувства досады из-за того, что Амрита ему не сообщила о своем приезде.

— Где она остановилась — не знаешь? — с деланным спокойствием поинтересовался он.

— У этой стервы — где же еще! Если так будет продолжаться, они, наверное, скоро поженятся.

Модели засмеялись над его шуткой и принялись обсуждать. Дело уже, видно, решенное, говорили они, Минкс вцепилась в Амриту мертвой хваткой. И та, наверное, не против.

— Я догадывалась, что она любит таких парней… таких, как эта, — заявила девица в драных джинсах.

— Нет, она натуралка, это точно, — сказал Викки, вдевая огромное кольцо в ее унизанную пирсингом бровь. — Но та, извращенка, ее ни за что не отпустит.

Каран молча ставил свет и лихорадочно соображал, как бы пробраться к Амрите, чтобы Минкс не заметила. Он недолго мучился. Зазвонил телефон, и его сердце заколотилось, когда в трубке он услышал знакомый голос. Она говорила приглушенно, явно чем-то взволнованная:

— Каран, я вернулась… сейчас мы у нее, в Колабе. Она спустилась вниз за почтой, и я смогла позвонить. Я не знаю, что происходит, но если что-то случится — ты знаешь, где меня искать… Ой, она вернулась, пока.

Каран смотрел на трубку и не знал, что ему делать. Он сразу потерял интерес к съемке. Модели все время хихикали и действовали ему на нервы. А беспрестанно флиртующий Викки просто нарывался на кулак.

Каран готов был бросить все и бежать вызволять Амриту из ловушки, в которую она попала по своей же воле. Он решил приступить к делу сразу после фотосессии.

* * *

— С ним говорила? — голос Минкс звучал спокойно и дружелюбно. Ответом ей был выразительный взгляд. — Заруби себе на носу, моя радость, — Минкс достала из холодильника банку пива, — никаких фокусов. Уяснила? Никакого вынюхивания и высматривания. Такие правила в моем доме. Если ты хочешь с кем-то поговорить — пожалуйста. Но открыто. В моем присутствии. Терпеть не могу всех этих подковерных штучек!

Амрита села на диван, поджав ноги. Квартира Минкс, на четырнадцатом этаже, была удобной и комфортабельной, с двумя спальнями. Окна гостиной выходили на море, вдали виднелись очертания Малабара. Место было достаточно приятное, но какое-то безликое. Его можно было принять и за казенную квартиру для командировочных, и за холостяцкую берлогу. Минкс оформила ее в черных и белых тонах, без всяких излишеств и модного освещения. Когда Амрита впервые переступила порог, ей показалось, что она попала в больничный холл. Белый цвет беспокоил и раздражал, особенно по утрам, когда от солнца буквально некуда было спрятаться. Занавески на окнах отсутствовали — только черные шторы. Светильники и встроенные лампочки в потолке по вечерам давали длинные тени. Пол холодный, из белого мрамора. В спальнях только покрывала были черные, все остальное — белое.

Минкс сразу отвела ее в спальню размером поменьше и сказала:

— Я уважаю твою частную жизнь. Смотри — эта комната твоя. Только твоя. Тебе достаточно повесить на двери табличку с надписью «не входить», и я не войду. Здесь есть холодильник, электрочайник. Так что не придется идти на кухню, если у тебя будет настроение, как сегодня утром.

Она открыла буфет, забитый печеньем, сыром, орехами, шоколадом и банками оливок.

— Как в отеле, — невольно вырвалось у Амриты.

Минкс притянула ее к себе.

— Послушай, это наш дом. Мой и твой. Здесь можно все! Делай что хочешь. Перекрашивай, меняй отделку. Что не нравится — выброси. И тащи сюда все что душе угодно — музыку, картины, все-все.

— А кто за это платит? — Амрита показала глазами на дорогую аппаратуру: CD-проигрыватель, колонки, огромная лазерная панель на стене.

Минкс фыркнула.

— Господи, какая ты наивная! Есть множество людей, которые мне должны… или моему отцу. Они просто выражают свою признательность. Всякими мелочами.

— Ты это называешь мелочами?

— То, что мы для них делаем, в конечном счете гораздо важнее и ценнее по сравнению со всем этим… Впрочем, это все глупости. Дерьмо собачье.

— Но это же целая куча денег — семь, а может и все восемь миллионов! — Амрита невольно принялась подсчитывать, сколько может стоить гранитная отделка кухни и вся ее богатая обстановка и утварь.

— По нынешним рыночным ценам, — уточнила Минкс. — Но когда у меня это появилось — цены были другие. К тому же, детка, это подарок. Угадай, сколько мой отец заплатил за это пятнадцать лет назад? Четыреста тысяч рупий. Конечно, не своих. Это я называю тонким расчетом и правильным вложением. Ты согласна?

Амрита медленно опустилась в кожаное кресло:

— Но я не могу здесь жить постоянно… Ты же знаешь.