Начался период относительного умиротворения. Камилла действительно заслужила перевод в следующий класс. Она случайно оказалась вместе с Джереми – он тоже остался на второй год. На уроках она наблюдала за ним со странной нежностью: он принадлежал к миру, существовавшему до драмы. Она вспоминала об их месте в парке; это воспоминание навсегда останется доказательством того, что она могла быть счастлива. Да, это было, и нужно все время напоминать себе о забытой реальности. Как-то раз Камилла предложила Джереми пойти вечером погулять, и он согласился с небрежным высокомерием: он ведь всегда считал, что когда-нибудь она к нему вернется. Ему и в голову не приходило: он мог бы воскреснуть для Камиллы только в случае своей смерти.

Они шли рядом, потом взялись за руки, потом стали целоваться. Джереми был поражен страстностью Камиллы. Он отступил на шаг.

– Что, тебе не нравится? – спросила она.

– Нравится… нравится… Просто раньше… ты так не целовалась…

– Человек меняется…

И в самом деле, Камилла изменилась. Куда девалась прежняя сдержанность! Целуя Джереми, она почувствовала в себе нечто новое: ощущение, что ей необходимо накапливать новые воспоминания, чтобы растворить яд насилия. Это трудно было понять или определить словами, все оставалось на уровне интуиции, но подействовало чрезвычайно сильно. Камилле хотелось снова и снова целовать Джереми, хотелось, чтобы он крепко держал ее за талию, и пусть бы она отдалась ему, потерялась в нем, и пусть первым образом, который возникнет перед ней в темноте, будет его образ.

– Мы можем пойти ко мне… если хочешь, – произнесла она.

– К тебе?

– Да. Отец в Нанси, а мама на дежурстве до десяти. Дома никого нет.

– …

– Ты не хочешь?

– Хочу… конечно. Это замечательно.

Меньше чем через полчаса Джереми испустил пронзительный крик – прямо в правое ухо Камиллы. Он испытал оргазм. Камилла крепко сжимала его, чтобы он не двигался и оставался на ней как можно дольше. Она не получила ни малейшего удовольствия, просто следила за тем, что происходит. Как будто ее глаза обрели независимость от тела и со стороны наблюдали за ситуацией. И ситуация принесла ей глубокое умиротворение. Джереми стонал от наслаждения – значит все еще возможно. Она свободна жить как хочет. Ее тело принадлежит только ей.

Теперь всякий раз, когда Камилла оставалась дома одна, она звонила Джереми. Ее жажда близости все возрастала. Иногда Джереми боялся, что окажется не на высоте, но в то же время жил как в сказочном сне. Девушка, которой он когда-то так добивался, безоглядно отдавалась ему, так что это выглядело даже странным. Однажды он предложил Камилле пойти в кино, но она отказалась и точно так же отказывалась от приглашения в ресторан и вообще от всего, что не было связано с сексом. Она жаждала все новых и новых ощущений и была далека от удовлетворения. Кончилось тем, что Джереми пришел в раздражение и заявил, что ему надоело быть сексуальным объектом. На что она холодно ответила: «Парней, которые хотят спать со мной, полно; если тебе не нравится, всего хорошего».

И в самом деле, у нее тут же появились другие. Батист, Тома, Мустафа. Ее стали называть шлюхой, потаскухой, нимфоманкой, но Камиллу это ничуть не трогало. Она была равнодушна к мнению других, а это лучший способ заставить их замолчать. Никто не в состоянии ранить мертвеца.

Камилла по-прежнему училась блестяще. Она легко перешла в выпускной класс с литературным уклоном. Летом они с родителями опять поехали в Бретань. Точная копия прошлогодних каникул. Для Камиллы такое однообразие было благотворным. Она нуждалась в неизменном порядке вещей, в устойчивых ориентирах, не зависящих от человеческой непредсказуемости.

Как-то во время прогулки по пляжу Изабель спросила:

– Ты что собираешься делать после школы?

– Еще не знаю.

– А живопись? Ты больше не хочешь в Академию художеств?

– Не знаю. Там видно будет. Мне всегда казалось, что это так не скоро…

– А время идет быстро.

– Мама… можно тебе задать один вопрос?

– Конечно, доченька.

– С тобой бывало… что ты на работе… о чем-нибудь жалела?

– То есть? Что ты имеешь в виду?

– Не знаю, как сказать… С больным… Ты что-то сделала, а потом поняла, что нужно было сделать по-другому.

– Странный вопрос.

– Мне просто хочется знать.

– Часто бывает, что необходимо что-то сделать срочно. И в большинстве случаев мы делаем то, что нужно. Решаем все вместе. Наверняка случаются ошибки, но это неизбежно, медицина – не точная наука. Но я в основном просто помогаю больным. Стараюсь, чтоб они страдали как можно меньше.

– …

– А почему ты спрашиваешь? Хочешь стать медсестрой? – обрадовалась Изабель. Замечательно, что дочку привлекает профессия матери.

– Нет, нет, – охладила ее Камилла. – Ничего подобного.

Камилла не переставала думать о том, что утверждал Иван. Она помнила их разговор, но как-то смутно. Какие именно слова он тогда употребил? Камилла поняла только, что, если она проговорится, мать окажется в опасности. Так или нет? Все-таки это странно. Мама только что сказала, что не принимает никаких решений самостоятельно. Только вместе с другими. Тогда в чем же риск? Камилла видела по телевизору передачу о медсестре, которая умерщвляла безнадежных больных, чтобы избавить их от страданий. Может быть, и мама так же поступала, помогала кому-то умереть, а Сабина увидела? Конечно, у мамы были бы неприятности. Создались бы комиссии в ее поддержку, как с той медсестрой. Кто-то был бы за, кто-то против, это же важная тема, и она бы широко обсуждалась. Такие вещи замалчивать невозможно. Нет, на этом палачу не удалось бы сыграть. Значит, что-то другое. Укол с неправильной дозировкой, лекарство, которое не дали вовремя. Мама же постоянно говорит, что в больнице не хватает персонала. Тем легче совершить ошибку, сделать что-то неправильно, и все может вылиться в драму, в ужасную трагедию. Как жить с таким грузом на совести? Так и жить. Камилла лучше других знала, какой кошмар можно загнать в глубину сознания.

Иван много раз посылал Камилле эсэмэски, делая вид, что интересуется ее делами. Он взвешивал каждое слово, старательно искал нужную дистанцию. Камилла все тут же стирала. В конце концов она ответила: «Умоляю вас, больше не пишите». Несколько недель он молчал, но потом не выдержал и снова обратился к ней. Камилле пришлось сменить номер телефона. Тогда он попытался что-то выяснить через жену, ведь Изабель рассказывала Сабине о плохом состоянии дочери. То ли совсем не соображая, что говорит, то ли в порыве неуместной иронии он отреагировал словами: «Для нее лучше всего было бы возобновить занятия со мной».