завелся!) анонсировал тему очередной "лекции" академик Мыльников. — Тем более что ее реально никто не знает.

— Кроме вас? — не преминул съязвить Плечов, тут же одернул себя, но хозяин отнесся к его "выпаду" неожиданно миролюбиво.

— Естественно. Однако сначала — прелюдия, необходимые пояснения, так сказать, авторское напутственное слово, — заблаговременно предупредил Дмитрий Юрьевич.

— Я весь — внимание!

— Вот вы… Никогда не задумывались над тем, почему меня до сих пор не расстреляли и не выслали из Страны Советов — к родителям?

— Слишком мало времени мы знакомы, — отговорился Ярослав.

— А еще мне позволили жить в роскошной, по сегодняшним меркам, квартире и даже сохранить уникальную старинную библиотеку, основу которой заложил еще мой пра-пра-пра… Сколько раз я "пракнул"?

— Три.

— А по справедливости надо бы четыре.

— И так сойдет, — не стал посыпать чужую голову пеплом тайный агент. — Разрешите отвечать?

— Разрешаю, — с интересом посмотрел на собеседника Мыльников.

— Рискну предположить: слишком много вы знаете! Такого, о чем иные даже не догадываются. И эти уникальные знания нужны не только вам одному, не только народу, но и еще кому-то очень влиятельному, находящемуся на вершине власти.

— Во как вы загнули! Однако, как ни странно, все в яблочко… Сначала я читал закрытые лекции для компартсостава, а однажды, в обстановке строжайшей секретности, выступил на Политбюро ЦК ВКП(б). После чего Сам пригласил вашего покорного на ужин и провел с ним обстоятельную беседу — с целью выяснения некоторых нюансов моей, как он сказал, — очень оригинальной — теории.

— Впечатляет, — признал Ярослав Иванович.

— Завтракать сейчас будем или потом? — неожиданно перешел на более близкую — бытовую — тему разговора "отец альтернативной истории", как в мыслях стал называть своего визави Плечов.

И предложил:

— Если вы не возражаете, чуть позже. Как только вернутся Коля с Паней. Сейчас можем попить чайку — и то после того, как вдоволь наговоримся!

— Прекрасно, — не стал спорить хозяин. — А теперь приступим к основной части нашего диспута, то бишь к согласованию мнений по заранее заданной теме.

— Давайте, — согласился Ярослав.

— Зайдем, как всегда, издалека… Что вам известно об "античности"?

— Не так уж и много. Так что не заостряйте особо свое драгоценное внимание на моей малограмотной личности. Представьте, что вы в аудитории, а перед вами обычный первокурсник — неотесанный, сырой, мягкий, как пластилин, материал, из которого пока еще можно слепить все, что душе угодно.

Мыльников согласно склонил голову:

— В таком случае начнем с самого элементарного: произведем обстоятельный разбор слова "античность".

— Фонетический, орфографический, лексический, морфологический или еще какой? — блеснул своими филологическими познаниями разведчик, дабы не оставаться чужим на этом "празднике жизни". (А ведь только несколько секунд назад просил не обращать на него ни малейшего внимания. Мол, тупой, сырой, пластилиновый — творите, что хотите!)

— Полный — во всех смыслах этого слова, без всяких ограничений! — Мыльников мило улыбнулся в свою диво-бородку и продолжил свой монолог. — Итак, рассмотрим искомый термин — "antiquitas" — на его родной латыни. Всем известно значение приставки "anti" — "напротив", "с другой стороны", а вот о том, какой смысл вложен в корень "quitas", знают единицы! А вы?

— Меня в числе этих знаек точно нет. И гадать я ни за что не стану. Дабы лишний раз не напрягать мои мизерные мозги. А то закипят, что буду делать? — поспешно высказал свое мнение Ярослав, хотя в университете он слыл одним из лучших знатоков устаревшего языка.

— И — поверьте мне на слово…

— Уже верю!

— Ни в одном словаре или учебнике по латыни не найти ответа на этот, вроде бы элементарный, вопрос: будто подобного корня в этом языке вообще никогда не существовало. А он, к счастью, сохранился — в современном испанском, где означает "стирать" или "удалить". То есть сейчас "antiquitas" переводят с латинского как "древность", но исходный его смысл — "до стирания", "до удаления".

— И что вы хотите этим сказать? — удивился Плечов, которого размышления более опытного (и квалифицированного) коллеги не просто задели за живое, но и неожиданно дали ответ на один животрепещущий вопрос, мучивший его долгие годы.

— А вот что! — забавно надул щеки Дмитрий Юрьевич, как бы дивясь собственной прозорливости. — В 1492 году произошла катастрофа планетарного масштаба, которая уничтожила, то есть "стерла", существовавшую ранее цивилизацию. Вызвало ее столкновение Земли с каким-то крупным космическим объектом. К сожалению, мне неведомо, каких размеров он был, но судя по следам, оставленным на теле нашей матушки-планеты, речь может идти о сотнях километров в диаметре.

— Впечатляет! — то ли от избытка чувств, то ли от некоторой беспомощности в предложенной дискуссии, в нюансах главной темы которой он был не очень сведущ, объявил Ярослав; причем его оппонент так толком и не понял, что Плечов хотел выразить этим словом: восторг, восхищение, удивление? Зависть к чужим успехам или собственное творческое бессилие? А может быть, сожаление о невинных жертвах давней катастрофы?

Однако это временное непонимание отнюдь не уменьшило количество взрывного мыльниковского энтузиазма, в очередной раз вошедшего в фазу прилива.

— Я понимаю, многоуважаемый коллега, что некоторые вещи звучат для вас слишком невероятно, а порой и сверхфантастично, но не торопитесь с выводами. Давайте сначала я вам поведаю о тех фактах, которые известны мне, а вы уже потом решите, верить им или нет.

— Согласен, — не стал спорить Плечов.

— Вам, конечно же, знаком такой термин как "Возрождение"?

— Издеваетесь?

— Никак нет! — неожиданно перенял лексику своих новоявленных товарищей Дмитрий Юрьевич, ни одного дня, между прочим, не служивший ни в одной армии.

— Тогда… Больше не задавайте откровенно глупых, как говорят — риторических вопросов! — строго предупредил его Плечов. — Сами ведь не любите, когда я поступаю подобным образом; мол, ставлю под сомнение вашу выдающуюся компетенцию…

— Хорошо, — ничуть не смутившись, согласился академик и в прежнем — назидательном — духе продолжил: — А ну-ка подскажите, какие годы относят к той легендарной эпохе?

— Начало четырнадцатого — конец шестнадцатого веков, — как послушный школьник, послушно отрапортовал секретный сотрудник, в мыслях давший себе слово больше не упорствовать и никоим образом не выказывать вслух своего зачастую справедливого возмущения.

— Правильно… А что и зачем вдруг потребовалось "возрождать" на нашей Земле? Причем именно в тот исторический период, о котором мы ведем сейчас речь? — решил "дожать" его академик.

— Никогда не задумывался об этом…

— Так задумайтесь, наконец. Не жалейте свои мозги!

— Дайте мне хоть немного времени! Чтобы окончательно успокоиться и попытаться проникнуть в ход ваших гениальных мыслей.

— Мне замолкнуть? — насупился Мыльников.

— Нет, продолжайте… Только не так быстро.

— Почему чуть ли не все достижения "античности" оказались утраченными, а? И