– Ты молодец, – бормотал я, вытирая рукавом кровь, которая все еще хлестала из носа. – Очень вовремя…

Вика вовсе не нуждалась в моих комплиментах. Она знала, что молодец, конечно, не я, и эта истина была для нее настолько бесспорна, что о ней не стоило даже думать.

Тарасов перестал хвататься за дверные ручки и, втянув голову в плечи, побежал в конец коридора. Он выглядел очень неловким; казалось, что его конечности переломаны во многих местах и сгибаются независимо от его воли. Как птица на болоте, Тарасов высоко поднимал колени и отчаянно размахивал руками, словно хотел оттолкнуться о воздух. Вика семенила следом за ним, и хотя грациозностью движений тоже не блистала, все же выглядела намного изящнее. Я подумал, что эта пара могла бы с успехом выступать на эстраде с клоунадой.

Металлическая торцевая дверь, уродующая богатую отделку коридора, была закрыта на обыкновенный висячий замок. Пока Тарасов пытался оторвать его и перегрызть ушко, а потом отошел для разбега, чтобы вышибить дверь плечом, я вытащил из-за пояса "сентинел" и одним выстрелом сшиб замок с петель. Холодная темная лестница прямыми углами уходила куда-то вниз, как за холстом в каморке папы Карло. Видя, что Тарасов замешкался на пороге, Вика издала какой-то недовольный звук, оттолкнула мужа и первой нырнула в темноту.

Не скрывая, она вела себя здесь, как у себя дома, и в другой обстановке Тарасову это наверняка показалось бы подозрительным. Но сейчас он вряд ли был способен обращать внимание на такие мелочи. За последние часы бедолаге пришлось пережить множество неприятных мгновений, и они наверняка преуменьшили его возможность наблюдать и анализировать.

Лестница закончилась металлической дверью, перед которой Вика остановилась и взглянула на меня, призывая проявить джентльменские качества и открыть ее первому. Я приналег на стальной щит, но дверь открылась на удивление легко, словно кто-то потянул за ручку с другой стороны.

Отмытый, с отремонтированными крылом и бампером, будто никаких повреждений не было и в помине, мой "опель" отливал металлическим блеском в свете ярких неоновых ламп гаража. Наши торопливые шаги отзывались эхом под низким сводом, и мы невольно встали на цыпочки.

– Ничего у нас не выйдет, – вслух подумал Тарасов, блуждая настороженным взглядом по углам. – Ворота наверняка заперты снаружи.

Так это или нет, могла прояснить только Вика, но она, мотая головой, словно ее раздражали пустые, не относящиеся к делу разговоры, прикрикнула на меня.

– Не тяни же резину! Заводи свой драндулет!

Я открыл дверь, сел за руль и нащупал связку ключей в гнезде. Редкостная удача! На месте вьетнамца я бы не допустил такой оплошности и держал бы ключи в сейфе. Тарасов, проявляя странную нерешительность, топтался рядом с машиной, не зная, куда сесть. Его слишком инициативная жена подавила у него последние проблески воли.

– Растаешь сейчас! – обозлилась она на мужа, влетая как смерч вместе с запахом духов в салон и задевая коленкой рычаг передач. Тарасов пыхтел нам в затылки. От его телодвижений машина раскачивалась на рессорах, словно в салон заталкивали слона.

– Вперед! – скомандовала Вика.

Я, конечно, очень ценю в людях решительность и смелость, но безрассудство тарасовской жены стала меня раздражать.

– Это не танк, – процедил я. – Это очень хрупкая машина. Это ласточка. "Киндер-сюрприз".

– Господи! – взмолилась Вика. – Ворота открываются автоматически! Свалились же на мою голову два тюфяка с пистолетами!

Насчет тюфяка в мой адрес Вика, конечно, погорячилась. Сравнение это было неуместным и абсолютно не соответствовало действительности. В более подходящей обстановке я бы непременно затащил грубиянку в ванную и охладил бы ее под ледяным душем. Сейчас же я сорвал злость на рычаге передач, да так, что задел рукой край сарафана и оголил ногу Вики до самых трусиков. Она не осталась в долгу, сделала вид, что хочет убрать челку со лба и крепко зацепила мое ухо локтем.

"Опель" сорвался с места, прыгнул к воротам, и те, в самом деле, стали быстро разъезжаться в стороны. Ослепительный свет брызнул в окна; казалось, мы несемся в в огонь. Сделав вираж вокруг "мерседеса", мы помчались по утопленной среди сугробов дорожке.

– Гони! – зачем-то закричал Тарасов; может быть, он почувствовал себя обделенным оттого, что не суетится и не командует, подобно своей жене.

– Гоню! – отозвался я и задел крылом сугроб. Было похоже, что рядом с нами взорвалась граната. Снежные крошки хлестнули по ветровому стеклу, и сразу вслед за этим откуда-то со стороны застучала автоматная очередь. "Дворники" не успели даже смести снег со стекла – оно помутнело и осыпалось на панель. Ледяной ветер ударил нам в лица. Мы с Викой машинально пригнули головы. Дамочка неожиданно крепко выругалась, как даже я не позволял себе в порыве злости. Я слишком сильно надавил на газ, и "опель" повело юзом.

– Что за идиотский драндулет!! – орала Вика, прикрывая голову руками. – Почему ты едешь боком?! Мне холодно…

Кажется, нам вслед снова понеслась автоматная очередь, и я опять пригнул голову, одновременно выворачивая руль, чтобы не врезаться в сугроб. В такой безумной позе мне еще никогда не приходилось водить автомобиль. Я отчетливо видел лишь бешено летящие мимо нас стволы сосен да сахарные спинки сугробов. Вика, неимоверно страдая от ветра и холода, громко поскуливала рядом, ее волосы трепыхались, как пламя факела, а сарафан ходил волнами, словно под ним извивался от боли удав.

– Ты не туда е-д-ешь! – разобрал я, наконец, ее невнятные слова.

– А куда?! – крикнул я, приподнимая голову, чтобы хоть краем глаза увидеть дорогу.

– Сейчас направо. А потом снова направо…

– Не знаю я, где твое право! – огрызнулся я. – Здесь одна дорога!

– Надо бросать машину! И разбегаться в разные стороны! – хватая ртом ледяной воздух, вставил Тарасов. Его голова торчала между нашими сидениями как раз под моей рукой. Я не мог не воспользоваться таким удобным случаем и с удовольствием тюкнул его локтем в нос.

– Да сиди ты, советчик! – вымученно ответила ему Вика.

Мы в самом деле скоро выскочили на перекресток. Я сбросил газ и стал притормаживать ручником, круто выворачивая руль. Получилось красиво и точно, как в цирке: машина закружилась волчком, сделала полный оборот и устремила свой хищный передок на новую дорогу.

Меня удивляло, что по нам больше не стреляют, что машину не сожгли гранатометами, а нас не кинули мордами в снег.

– Сколько у него людей? – крикнул я Тарасову.

Тот не сразу ответил. Было видно, что не знает.

– Человек десять. Может, пятнадцать.

– Понятно. На ста гектарах это как в пустыне.

Я снова свернул направо. В этом месте снег убирали плохо, и