…Игорь снова прислушался к громким разговорам отпускников. Сидевшие поближе к нему ребята не без хвастовства болтали об участии в боевых операциях, беззастенчиво бахвалились отнюдь не военными трофеями, которые потом продавали штабным офицерам. Смеялись над каким-то богатым афганцем, который спрятал мешочки с гашишем под платьями у своих жен, считая это самым надежным тайником, а потом плевался и визжал, видя свое состояние исчезающим в карманах русских солдат и слыша вопли сбившихся в угол раздетых догола жен. Его успокоили ударом рукоятки пистолета по голове. Жен на радостях от богатой добычи трогать не стали.

За все проведенное в Афганистане время под командой Кондратюка побывало несколько групп спецназа ГРУ, и ни в одной, ни один человек не пристрастился к наркотикам. Пробовали все, включая самого Кондратюка, но дальше этого не шло. И не потому, что в противном случае человека сразу бы вышибли из спецназа. Просто здесь были собраны люди иной закалки. Один из заместителей Игоря старший прапорщик Омелько как-то сказал: «Не хочу умереть тварью с разваленной психикой, а жить — тем более». Кондратюк почти с нежностью подумал о ребятах из своей нынешней группы.

Между тем по соседству разгорелся спор об армейской операции под Кундузом. Обе стороны пороли чушь, сваливая в кучу домыслы, факты и ложь. Игорь хорошо помнил эту операцию, в которой значительную роль сыграла его тогдашняя группа.

Из Туркестанского военного округа прибыло крупное пополнение, которого с нетерпение ожидали. Но, боже, что это было за пополнение! Совершенно необученный молодняк, «дикие», как таких здесь называли. Их боевая подготовка сводилась к тому, что каждый успел пару раз стрельнуть из автомата. И пожалуйте выполнять свой интернациональный долг. Даже не отличавшееся сердобольностью армейское начальство не решилось бросить этих пацанов на неразведанные позиции хорошо укрепившихся в горах моджахедов.

Каким-то образом командиру дивизии удалось на двое суток заполучить в свое распоряжение группу Кондратюка. Ее усилили людьми из обычного армейского спецназа и приказали провести разведку боем, чтобы выявить расположение огневых позиций противника — засечь ракетные установки, минометы, пулеметные точки. Другие виды разведки, включая авиационную, не смогли справиться с этой задачей. Маскироваться в своих горах моджахеды умели великолепно. Нужно было не просто вызвать огонь на себя, а вызвать его так, чтобы вскрыть огневую систему противника.

Кондратюку дали сутки на подготовку. Шестьдесят оказавшихся в его распоряжении человек он разбил на двадцать групп по три человека. У каждой на вооружении был пулемет и гранатомет, помимо личного оружия.

Командир группы, назначенный Игорем из своих ребят, должен был в бою прикрывать своих людей, а перед тем нести на себе большую часть боеприпасов. Каждой группе по карте был отведен свой участок. Драться им предстояло разрозненно, на расстоянии огневой связи. Таким образом, создавалось впечатление широкого фронта атаки. Собрав людей, Кондратюк сказал:

— Предполагаю, что все вы хотите еще пожить. Кто не хочет, может идти в атаку с главными силами. Мы не герои и не самоубийцы, чтобы лезть под пули, если этого не требует обстановка. Общий замысел нашего скорее боевого, чем разведывательного поиска вы уже знаете. Сейчас все займемся рекогносцировкой местности, каждая группа — на отведенном ей участке. На задание выходим, как обычно, ночью. Боевое охранение, или как там они его называют, духи, конечно, выставили на высотах. Его нужно снять тихо, без шума и только под утро, желательно после смены, за час до начала войсковой операции. До тех пор замереть, ждать и изучать противника. Разделавшись с охранением, надо сразу подняться на гребень высоты. Когда замолчит наша артиллерия, одновременно открываем огонь из всех видов оружия, желательно, по целям, которые, надеюсь, вы успеете обнаружить с помощью приборов ночного видения. Огонь должен быть беспрерывным. Если вас нащупают духи, скрывайтесь на обратных скатах гор или спускайтесь ниже по боковым склонам. Но огня не прекращать. И никаких бросков вперед, никакого идиотского геройства, которое чаще всего происходит от неумения воевать, от безграмотности. Мы-то профессионалы.

Когда Кондратюк доложил свой замысел командиру мотострелкового полка, которому предстояло выбивать моджахедов, тот посмотрел на него с недоумением:

— Какая же это разведка боем?

— Товарищ полковник, вам нужно уточнить систему огня противника или увидеть наши трупы? — спросил Кондратюк.

— Хамишь, старший лейтенант, — сказал полковник. — Ладно, делай, как задумал. Мне сказали, что тебе можно полностью довериться. Пятнадцатиминутный артналет обеспечу. Твоих не заденут, не бойся. Учти, — не выйдет, ответственность полностью на тебе, раз ты такое доверенное лицо. Действуй.

Все прошло на удивление точно по плану. После неплотной артиллерийской подготовки по площадям, наугад, шестьдесят спецназовцев открыли по противнику бешеный огонь. Создали имитацию такой атаки, словно в наступление двинулся, по меньшей мере, батальон. Моджахеды ответили из всех видов оружия по заранее пристрелянным, но теперь пустым, позициям. Артиллеристы и авиаторы засекали огневые точки. Только теперь по-настоящему громыхнула артиллерия, заработали минометные батареи. Сверху, сея смерть, обрушились удары вертолетов МИ-24. Почти все живое было разметано, уничтожено, превращено в прах.

Необстрелянное пополнение двинулось в атаку и выполнило свою задачу с минимальными потерями.

В сводной группе Кондратюка потерь не было. Обычно за такие дела награждали орденами. Их не наградили, ни одного. Во-первых, чужаки, во-вторых, решили, что, наверное, этим парням именно так и положено воевать.

Когда все кончилось, кто-то из армейских спецназовцев спросил:

— Вы ведь наши, ребята?

— Да нет, скорее вы наши, — рассмеялся кто-то из группы Кондратюка, за что потом получил выговор от командира, чтобы не болтал лишнего.

Конечно, эти ребята знали о существовании отдельных бригад спецназа, подчиненных непосредственно Главному разведывательному управлению Генштаба. Но о том, что их частично используют в Афганистане, и что группа Кондратюка — одно из подразделений такой бригады, им, видимо, знать было необязательно. Однако таким парням достаточно было намека, чтобы сделать верные выводы.

— Понятно, — уважительно произнес спецназовец.

Соображать, догадываться, предполагать — это запретить невозможно, и тут уж ничего не поделаешь. Лишь бы намек исходил не от его подчиненных — этим и был недоволен капитан.

Когда самолет шел на посадку, Игорь думал уже не о прошлом, а о том, что ждет его впереди, и снова задавался вопросом, зачем потребовалось столь спешно отрывать его от боевой работы и скорее транспортировать, чем командировать за тысячи километров в столицу.

Аэропорт Внуково он знал неплохо и мог без встречающих не затеряться в его гомонящем беспрестанно движущемся людском муравейнике. Но Кондратюка встречали. Как только он, выйдя из аэродромного автобуса, оказался в зале, к нему подошли двое в гражданском, и назвали Валерием, именем, указанным в его дипломатическом паспорте. Впредь здесь, в Москве, к нему только так и обращались. Новую фамилию либо не знали, либо приказано было не называть.