Два моряка встретились глазами и долго молча смотрели друг на друга.

– Про это ничего не знаем.

– Но вы же должны были что-то слышать!

– Неудачный рейс. Такое случается, – старый морской волк пожал плечами.

Я задал еще несколько вопросов про мертвых рабов, но мне больше ничего не сказали. Судя по взглядам, которыми обменивались моряки, они явно думали, что и так сказали слишком много.

– Вы знаете, где мне найти капитана Вогэна?

– Он живет на постоялом дворе на Бродвее.

Я знал, какое впечатление производит одно упоминание имени Фрэнка Дрейка на людей, и решил не спрашивать о нем прямо. Но я вспомнил, как Натаниель говорил, что его отец плавал вместе с Дрейком.

– А человек по фамилии Гримшоу когда-нибудь ходил на «Темном ангеле»?

– Эймос Гримшоу? Да. Он был первым помощником у Вогэна. До того как подцепил малярию. Умер прошлой зимой. Я слышал, что у его семьи теперь проблемы. С трудом выживают. Очень жаль.

Я улыбнулся. Я доберусь до тебя, Фрэнк Дрейк! Я сомневался, что Тэд случайно поселился в доме одного из моряков с «Темного ангела». Никакое это не совпадение. Казалось, что корабль был в центре всего, что Тэд делал в Дептфорде. Был ли Натаниель полностью честен со мной? Я в этом сомневался.

* * *

Яго спал во дворе «Ноева ковчега». Над навозной кучей жужжали мухи. Я поискал Натаниеля на конюшне, не нашел и поднялся по ступеням в жилую комнату над ней.

Мне пришлось постучать два раза, прежде чем он открыл дверь, в одних штанах и потирая сонные глаза.

– Капитан Коршэм! – Парень опять отсалютовал по-военному. – Простите. Я частенько укладываюсь поспать днем.

Я улыбнулся в ответ:

– Прости, что разбудил тебя. Можно с тобой поговорить пару минут?

– Конечно, сэр. Заходите.

Комната была длинной и темной. Здесь было очень жарко, но я подумал, что зимой тут наверняка стоит дикий холод. Обстановка была совсем простой: комод, кресло-качалка и кровать, на которой спал еще один молодой парень. Рядом с кроватью на полу валялся матрас, вероятно, на нем спал Натаниель. В комнате пахло болезнью и ночным горшком.

– Как дела у твоего друга?

У парня, лежащего на кровати, было серое лицо и тусклые грязные волосы. На подбородке вылезла золотистая щетина.

– Брэбэзон дал ему настойки опия, чтобы снять боль. Он говорит, что улучшений пока нет. Если их не наметится до воскресенья, Дэнни придется отрезать ногу.

– Мне очень жаль. Вы давно дружите?

– Со школы. Наши отцы вместе плавали. И мы как-то естественно сдружились. Я думал, что самое худшее случилось, когда Дэнни отправился в рейс на невольничьем корабле. Теперь мне самому предстоит идти в море, а его там не будет. Брэбэзон говорит, что он больше никогда не сможет отправиться в плавание.

– Где его отец?

– Умер за четыре года до моего. Упал за борт. И матери тоже нет.

– Значит, ему повезло, что у него есть такой друг, как ты. Только счета на оплату услуг хирурга, наверное, обходятся тебе в кругленькую сумму.

– Мы с мамой не смогли бы их оплатить. Услуги Брэбэзона оплачивает торговец, которому принадлежит корабль – тот, на котором ходил Дэнни.

– Очень хорошо с его стороны.

– Да, наверное.

Его тон заставил меня задуматься, и я вспомнил, как он говорил про Брэбэзона утром. Я успокаивающе опустил руку на плечо Натаниеля, и он, казалось, быстро взял себя в руки.

– Простите, сэр. Вам не интересны наши проблемы. Что я могу для вас сделать?

– Мистер Арчер приезжал в Дептфорд из-за «Темного ангела», корабля, на котором служил твой отец. Наверное, он расспрашивал тебя о нем. Почему ты не рассказал мне об этом?

Его глаза забегали по комнате.

– Вылетело из головы.

– Не верю.

Он посмотрел на лежавшего на кровати Дэнни и вздохнул.

– Людям очень не нравилось, что Арчер спрашивал про тот корабль. И им не понравится, если я буду говорить про него.

– Людям типа Фрэнка Дрейка?

Он что-то буркнул себе под нос.

– Что ты сказал?

– Послушайте, сэр, я хочу вам помочь. – Слова полились из него потоком: – Мне совсем не понравилось то, что случилось с вашим другом. Но я не хочу проблем – ни с Дрейком, ни с кем-либо еще.

– Ты можешь доверять мне, Натаниель. Когда я выясню, кто убил Арчера, каждого, кто скрывал и защищал убийцу, ждут большие неприятности.

– Я никого не защищаю.

Я сомневался, что это так.

– Я никому не скажу, что мы с тобой говорили, но мне нужно знать, что случилось на борту того корабля.

– Я ничего не знаю про этот проклятый корабль, слышите меня? Только, что они утопили целую кучу рабов. Я не знаю почему. Я ничего не знаю! Папа никогда не рассказывал о своих рейсах. Я впервые узнал, что случилось, когда Арчер приехал сюда и стал задавать вопросы.

– Вопросы про мертвых рабов? Про экипаж?

– И про тех, и про других. – Он встретился со мной взглядом. – Вы считаете, что его убил один из моряков?

– А ты?

Натаниель не собирался надевать рубашку, и я снова отметил, какое у него мускулистое тело. На шее у него болтался какой-то амулет из слоновой кости от сглаза на кожаном ремешке.

– Не знаю. Но, кажется, они все испугались.

– Чего?

– Думаю, что вашего друга, мистера Арчера. Дэнни говорил, что даже мистер Манди выглядел так, словно дьявол прошелся по его могиле. Да и сам Дэнни тоже, если подумать.

– При чем здесь Дэнни?

– Так он плавал на том корабле. На «Темном ангеле». Он ходил в тот рейс.

Я уставился на парня, лежавшего на кровати. На вид ему было лет шестнадцать.

– Это было почти три года назад. Он же был еще ребенком!

– Юнги начинают ходить в море с двенадцати. Это был первый рейс Дэнни. После возвращения он ходил как призрак. Я знал, что случилось что-то ужасное.

Я вспомнил, что мне рассказывала Синнэмон. Этот юнга, сам фактически еще ребенок, выбрасывал за борт на верную смерть африканских детей.

– А когда с Дэнни произошел несчастный случай?

До или после убийства Тэда? Мне это казалось очень важным.

– Три недели назад. Он поскользнулся на ступенях, ведущих к воде. И приземлился на ногу, которая не так подвернулась.

Три недели назад – это задолго до убийства Тэда.

– Он может ходить?

Натаниель взглянул на меня, явно не веря своим ушам.

– Да он помочиться сам не может, сэр.

– Это очень серьезная травма для падения с лестницы.

Натаниель отвернулся.

– Высоко было падать.

– А с тех пор он вообще