Раз же так долго и отчаянно вглядывался в дверь палаты, всё ждал, что она откроется, к нему придут, утешат, помогут. Вместо этого приходили только врачи, чтобы затолкать в горло таблетки, исколоть вены иголками, увести в комнату с мягкими стенами. И он бы даже на боль согласился, лишь бы знать, что есть ради кого бороться, что он кому-то нужен. Но он не был нужен. Семья оказалась просто словом.

— Свободно? — подошли двое мужчин, и один указал на стул рядом. — Мы бы сыграли.

— Охотно! — воскликнул Тикан, мигом оживившись. — Присаживайтесь, даны. Что-то вечер стал скучным, но сейчас мы это исправим!

Дядя замахал рукой, подзывая слугу, затем приказал принести ещё графин и бокалы.

— Может быть сразу начнём с крупных ставок? Вам есть что ставить? — спросил Раз.

— Обижаете, — один из мужчин скривил губы и достал туго набитый кошель. — Если бы я хотел просто поиграть, я бы сел за детский стол, а я пришёл выигрывать и мелочиться не собираюсь.

— Вот такой подход мне нравится! — дядя хищно улыбнулся и похлопал себя по карманам. — Но если уж играть всерьёз, мне нужно найти мой кошелёк. А его я оставил в карете, представляете?

Он медленно встал, качнулся, и ноги подкосились. Вскочив, Раз подхватил дядю. Тот тяжело повалился на его плечо. От Адвана резко пахло алкоголем и табаком. Как раньше. В детстве Разу нравился этот запах, казавшийся таким живым, таким человеческим. Не то что у отца — от него никогда не пахло ни потом, ни духами, словно он сам был стерильным инструментом, каким пользовался в лаборатории.

— Я в порядке, — на лице дяди появилась глуповатая улыбка. — Но вы, Риар, можете помочь мне найти мою карету. Я, знаете ли, совсем уже не вижу в темноте. Проклятый возраст.

Крепкой рукой придерживая дядю, Раз провёл его через залы, а когда показался выход — уже тащил на себе. Карет и паромобилей у дома стало только больше. Кучера и водители сидели внутри, греясь, и иногда обменивались криками.

На секунду дядя ожил, ткнул рукой в сторону длинного ряда карет:

— Вон там! Спроси Лида, он знает, где мой кошелёк, — и сразу опустил голову, продолжив шумно сопеть.

— Да, — сквозь стиснутые зубы откликнулся Раз.

Дядя всем телом навалился на него.

— Вам помочь, дан? — кто-то из слуг высунулся из паромобиля. Синеватый металлический корпус машины, по форме и цвету напоминавший каплю воды, красиво поблескивал в свете фонарей.

— Да, — снова сказал Раз.

Крепкий парень вышел и подхватил дядю под другую руку.

— Хороший вечер выдался, должно быть, — слуга улыбнулся, Раз ему не ответил.

Вместе они затащили Тикана в карету. Тот снова очнулся и начал сопротивляться, но строгий голос Лида вернул ему рассудок:

— Дан Адван, вас завтра ждёт дана Фейрин. Вы же хотите приехать к ней вовремя?

— Конечно, — буркнул дядя. — Риар, может быть и вы с Дерраном завтра туда? — он сжал рукав Раза. — Дана Фейрин любит гостей, знаете ли…

Лид бросил на него взгляд, точно просил прощения за поведение хозяина, взобрался на козлы и, поманив к себе рукой парня-слугу, что-то зашептал ему на ухо.

— Спасибо за приглашение… — начал Раз, но Тикан, не дослушав, уронил голову на грудь и всхрапнул.

Раз выхватил из-под кафтана кинжал и прижал к оголённому участку кожи на шее дяди. Это было лёгкое прикосновение, даже скорее поглаживание — но один нажим, и от этого проклятого эгоиста останется только фонтанчик крови, бьющий из горла в такт затихающему сердцебиению.

Всего. Один. Нажим.

Адван на секунду раскрыл глаза, взглянул на Раза осоловело, тяжело выдохнул, наполняя карету вонючим запахом спирта, и снова захрапел.

— Спасибо, дядя, — прошептал Раз.

Раз спрыгнул с подножки, крикнув:

— Езжайте, дан Адван уснул.

— Как всегда, — буркнул Лид и торопливо поправился: — Извините, дан. Если дан Адван причинил вам неудобства, напишите письмо на его адрес.

Раз молча двинулся через ряды паромобилей и экипажей, крепко сжимая в кармане футляр с таблетками. Не стало легче ни на грамм, сантиметр или миллилитр. Но и от убийства дяди не стало бы легче.

Просто спасибо, что показал, каким не надо быть. Как не стоит жить. Что ни разу не помог, научив самостоятельности. Что бросался громкими лживыми словами, сделав истину яснее. Да, спасибо, а особенно — за шаг к решению начать обычную человеческую жизнь. Не такую жалкую, как у дяди, не сотканную из пристрастий и пагубных привычек, а свободную.

Отпустив футляр, Раз достал руку из кармана. Надо разобраться всего с одним, и тогда-то можно будет по-настоящему отпустить прошлое. Но не раньше, иначе главное «спасибо» опять превратится в овечье блеяние.

Раз вернулся, нашёл Найдера и позвал домой. Тот не спрашивал о Тикане, не говорил о Лаэрте — весь путь они проделали молча. Перед домом Юрико оша остановился:

— Раз, ты хочешь мне что-то рассказать?

— Нет.

— Хорошо. Но если что, я рядом.

Найдер открыл калитку. Громко залаяла собака, но, определив знакомый запах, замолчала. Раз уставился другу в спину.

Кионцы превозносили мысль, а чувства для них вставали не то что на второе — на десятое место. Браки они заключали редко, предпочитая свободные отношения. Братья и сёстры не считали зазорным спорить из-за наследства родителей. А детей всё чаще передавали на воспитание в коммуны.

Несмотря на все свои достижения кионцы были глупейшими людьми на свете. Семья стоила многого. Просто семьей не всегда рождались — порой самые близкие приходили позднее. Зато в нужный момент.

«Сто один, сто два, сто три…» — Раз опять начал считать, чтобы прогнать эти мысли. Конечно они были хорошими, очень. Но всё хорошее имело свойство заканчиваться. И если те, кого сейчас хотелось назвать семьёй, предадут, Раз не знал, что сделает с собой и со всем миром.

— И тогда Великий Отец сказал Фойнканту: «Будет тебе наградой не королевство, а весь мир».

Джо сидела на стуле с яркой красной обивкой и с увлечением рассказывала легенды оша, одну за другой, но Рена едва её слушала. Она полулежала на кровати, кутаясь в одеяло, и смотрела за окно на падающий снег.

Последний раз она встречала День зимы по-настоящему семь лет назад, когда ей исполнилось двенадцать, незадолго до появления магии. Дома было одиноко, а отец, считавший каждую копейку, устраивал вечера всего раз в году — на зимний праздник. Комнаты украшали свечами и хвоей, люди приходили в разных образах, дарили друг другу подарки и всю ночь веселились, а под конец всегда гремели фейерверки. Казалось, этот день по-особенному светлый и добрый, и пусть Рена никогда не любила зиму, а праздник ждала из года в год.