должны определять нашу работу. Мы выработали принципы относительно негритянского освободительного движения, по вопросам завоевания на свою сторону рабочего класса, освобождения женщин и студенческого движения. Сегодня мы не можем сказать, что добились успеха в какой-либо из этих сфер… До тех пор, пока мы не изучим вновь «марксистско-ленинские» принципы, которые мы перед собой ставим, и не проанализируем все вопросы с этих позиций, мы будем продолжать играть в революцию и оставаться ненужными рабочему классу и студенческому движению».

Раскольническая расистская политика партии, скрываемая за фасадом ультрареволюционной фразеологии, разоблачила себя. В 1969 году фракция партии была исключена из СДО, которую американские маоисты также стремились превратить в свой придаток.

Случалось, что незадачливые агитаторы партии вынуждены были спасаться бегством из негритянских гетто. Участники движения за свободу и равноправие негритянского населения отвергают этих пособников концепции расового превосходства.

Газета «Черная пантера» в связи с попыткой группы членов Прогрессивной рабочей партии устроить митинг на строительстве оздоровительного центра в Бостоне писала: «Они явились в общину, крича о преступлениях, совершенных оздоровительным центром Бромли… мы знаем условия, в которых мы живем, и мы последовательно боремся за избавление от этих условий, мы не нуждаемся в том, чтобы белые расисты из среднего класса или люди, рядящиеся под рабочих, говорили нам, как быть бедными… Вновь мы были вынуждены показать этим глупцам, что мы едины… и находимся в процессе завоевания права на самоопределение или контроль над нашей общиной… что они нежелательны и не нужны в нашей общине».

Стремление к коренным общественным преобразованиям, зарождающееся у представителей социальных групп населения, не принимавших ранее участия в политической борьбе, зараженных мелкобуржуазной идеологией, зачастую сопровождается ростом анархистских настроений. Не понимая существа и характера классового общества, они чувствуют, что это общество сдерживает личность, лимитирует возможности для ее самовыражения, мобильности и раскрытия творческих способностей. Это чувство во все большей степени становится свойственным выходцам из средних слоев и даже правящих кругов. Однако в отличие от угнетенных масс, подвергающихся непосредственной эксплуатации, они не осознают и не могут осознавать себя не только как класс, но и как социальную группу, имеющую общие интересы в борьбе против общего источника угнетения. Поэтому их протест носит не общественный, а индивидуальный характер.

Они понимают, что источником их индивидуальной неудовлетворенности является существующее в стране общественное устройство, ограничивающее их свободу и возможности для самовыражения. Они хотят освободить индивидуума, но не через создание какой-то новой структуры или основанного на соблюдении строгой дисциплины движения, поскольку опасаются, что организация с общей для всех членов дисциплиной просто-напросто заменит старую структуру, наложит на личность новые ограничения. Таким образом, они ищут свободы для себя, а не для всего общества, завоевание которой невозможно без организованной борьбы за ликвидацию капитализма.

Их протест не выходит за пределы протеста в рамках буржуазного общества. Тем не менее анархистские идеи пользовались и пользуются определенным влиянием среди радикализирующегося американского студенчества.

Анархисты отрицают диктатуру пролетариата, роль партии как революционного авангарда, проповедуют добровольное достижение координации и самодисциплины в обществе, основной ячейкой которого будут группы близких по духу братьев и сестер, где не будет никаких авторитетов, никакого бюрократического аппарата, где все будет построено на «высокой морали и интеллектуальном калибре революционера». Рисуя идеальное общество, анархисты не способны вместе с тем предложить пути борьбы за его завоевание, не могут выдвинуть какой бы то ни было позитивной программы нового общественного устройства. Тем самым они дискредитируют «новое левое» движение, на принадлежность к которому претендуют. В конечном итоге позиции анархистов могут лишь вести к разочарованию политически непоследовательных участников движения и к возвращению их на позиции буржуазного либерализма, выдвигающего реформистскую альтернативу преобразований в рамках капитализма.

Гипертрофированной разновидностью современного анархизма явилось движение так называемых йиппи, громко именующих себя «Молодежной интернациональной партией»[16]. Социальной базой этого движения были хиппи. Сам главный «идеолог» йиппи Джерри Рубин называл себя и себе подобных «гибридной смесью нового левого и хиппи».

Д. Рубин и его последователи заявляли: «Американской экономике не нужны ни молодые белые, ни молодые негры. Мы отбросы. Мы выполняем свое предназначение в жизни, отвергая систему, которая отвергает нас». Они объявляли молодежь единственной революционной силой, а «революцию — революционным актом». Поскольку экономика не нуждается в молодежи, последние должны бросать работу, бросать учебу и тут же «вместо разговоров о коммунизме… начинать жить при коммунизме». Никакая теория не нужна, не нужна организация и дисциплина, «революцию делают мифы», «новое общество создают люди, чья жизнь является театром, по мере того как они разрушают старое». Вряд ли стоило говорить о такого рода анархизме, если бы под влиянием «идеологов» йиппи не находились определенные группы протестующей американской молодежи и если бы они не наносили существенный вред развитию демократического движения в США. Принимая участие в действиях протеста, йиппи вносили раскол в ряды их участников. Они мешали приходу в демократические движения многих молодых американцев, которые, будучи объективно готовыми к этому, проявляли колебания, поскольку вся протестующая молодежь ассоциировалась у них с йиппи. Основа для такого рода заблуждения была налицо. Это и копирование многими представителями американской молодежи моды йиппи, и необычайная крикливость последних, их бахвальство своими «заслугами». Американская пропаганда создавала йиппи широкую рекламу, пытаясь тем самым отвлечь протестующую молодежь от политики и привлечь к наркотикам и разврату. Вместе с тем она стремится убедить общественное мнение страны, что все «возмутители спокойствия» одинаковы, что между «новыми левыми» и йиппи нет никаких различий.

Буржуазные пропагандисты и идеологи были заинтересованы в том, чтобы объединить под термином «новое левое» все группы протестующей американской молодежи, какие бы уродливые формы ни принимал этот протест. Тем самым они надеялись доказать аморальность, несерьезность «нового левого» направления в целом, опорочить его в глазах общественного мнения, в глазах мыслящей американской молодежи, еще не влившейся в демократические движения.

КРИЗИС ИЛИ БОЛЕЗНЬ РОСТА?

Конечно, не троцкистские, маоистские и анархистские группировки определяли лицо «нового левого» в США. Они не находили и не находят широкой поддержки среди борцов за свободу и равноправие негритянского населения. Невелико их влияние и в леворадикальном студенческом движении. Тем не менее они нанесли существенный вред поступательному развитию американского «новою левого» движения, достижению единства его рядов, политическому и идеологическому росту его участников.

Отсутствие четких программных установок, критерия для членства, ясных уставных положений, организационная аморфность ведущих организаций «нового левого», и в первую очередь СДО, вели к весьма пестрому членству, что не могло не породить острейшей фракционной борьбы. Особенно она усилилась в связи с попытками ведущих руководителей этих организаций разработать революционные программы, базирующиеся на