В литературе утвердилась сказка, как Ростропович и Вишневская с 1969 г. «прятали» у себя на даче Солженицына, в 1970 г. написали письмо Брежневу в его защиту, после чего попали в опалу, подверглись преследованиям. Это полная чепуха. В 1969 г. Солженицын расстался с первой женой. Соответственно, лишился и ее жилья в Рязани. Ростропович и Вишневская пустили его со второй женой пожить на своей богатой даче. Об этом, разумеется, знали и милиция, и КГБ. И какая же «опала», если Вишневская продолжала петь в Большом театре, в 1971 г. была награждена орденом Ленина, продолжала выезжать с мужем на зарубежные гастроли?

Да ведь и сам министр Щелоков встречался с Солженицыным, помогал ему получить из архива материалы и карты для «Августа Четырнадцатого». А в 1971 г. направил записку в Политбюро, предлагая вместо конфликта с диссидентствующим писателем «прикормить» его. Дать квартиру в Москве, опубликовать его произведения, какие можно, вот и угомонится, перейдет от воинствующих политических заявлений к нормальной работе. Но в начале 1970-х взяла верх другая линия, которую принято квалифицировать как ужесточение «репрессий». Диссидентов стали изгонять из СССР. Но если мы рассмотрим реальные факты, то и миф об «ужесточении» рассыпается в прах.

Например, поэт Иосиф Бродский всегда противился попыткам диссидентов втянуть его в свой круг и сделать из него политическую фигуру. Но партийные идеологи продолжали придираться к нему, а за рубежом его вовсю публиковали, что вызывало новые обвинения. А при решении вопроса о его высылке Андропов пригласил к себе… Евтушенко. Когда тот принялся расхваливать поэта, начальник КГБ попросил высказать честное мнение: где Бродскому будет лучше, у нас или там? Тот ответил: если честно, то, конечно же, там. Юрий Владимирович развел руками – видите, мы с вами думаем одинаково. Бродскому мгновенно оформили «израильскую визу», посадили в самолет и отправили в Вену. Там его уже ждали, встретили, предложили работу в Мичиганском университете.

О Солженицыне в 1974 г. вопрос был вынесен на Политбюро. За высылку высказались лишь пятеро – Андропов, Гришин, Устинов, Кириленко, Катушев. Остальные, в том числе Брежнев, Косыгин, Шелепин, Подгорный, Громыко, проголосовали за то, чтобы арестовать его и судить. Но через генерала КГБ Кеворкова прошли переговоры с канцлером ФРГ Брандтом, он выразил готовность принять писателя (который об этом вообще не знал). Андропов доложил о достигнутой договоренности в личной записке Брежневу [149, с. 119]. Тот согласился: если с Брандтом уже все согласовано, то скандал и впрямь не нужен. Постановление Политбюро отменили. Солженицына аккуратно взяла спецгруппа «А», будущая «Альфа», доставила на самолет и отправила в Германию. Даже архивы писателя не конфисковали, заботливо переслали ему вдогонку, через помощника военного атташе США Вильяма Одона.

В том же году Ростропович и Вишневская выехали из СССР вполне открыто, по командировке Министерства культуры. Никто им препятствий не чинил. А за границей они приняли модный имидж «гонимых». Когда высылали диссидентствующего скульптора Эрнста Неизвестного, у него возникла проблема – огромный багаж. Скульптуры, заготовки. Вывезти все это хозяйство помог Андропов [149, с. 68]. По «израильской визе» с 1974 г. выезд был вообще свободным. За границей очутились Аксенов, Войнович, Максимов, Гекрасов, Гладилин, Поповский, Жорес Медведев, Галич (Гинзбург), Любимов и другие инакомыслящие.

Но можно отметить, что отбор опять был неслучайным. Под высылки попадали такие диссиденты, кто оказывался нужен на Западе, мог там использоваться для антисоветской работы. А другие оставались в Советском Союзе, их периодически арестовывали, сажали – и это тоже использовалось, для пропагандистских кампаний о «жертвах советского режима». Использовались и «рекламные фигуры» деятелей культуры, выехавшие легально. Они, конечно же, объявлялись жертвами гонений, а в «голосах», транслируемых на СССР, преподносилось: лучшие представители России выбирают «свободы».

А эти «свободы» уже вовсю вливались в саму Россию. В основном через прогнившую сферу культуры. Повсюду множилось число советских рок-групп (в СССР их округло называли «вокально-инструментальными ансамблями»). Активным проводником этого новшества был… Андропов. Он доказывал, что создание собственной рок-культуры является лучшим «противоядием» от иностранных влияний. Но сопутствующим явлением становились и молодежные рок-тусовки – хулиганские, фрондерские или просто бездуховные.

Заявляли о себе и всевозможные нонконформисты. Андропов им тоже сочувствовал, покупал их картины. Но помещений им не давали, проводить выставки не разрешали. Два десятка таких неудовлетворенных художников – Рабин, Рухин, Глезер, Комар, Меламид, Эльская, Штейнберг и др. – сперва задумали провести демонстративную выставку на Красной площади. Но струхнули, решили организовать ее 15 сентября 1974 г. на окраине, на пустыре в Беляево. Разослали пригласительные билеты среди знакомых.

Формально запретить выставку не могли, такие мероприятия в СССР никогда не проводились, и законов на этот счет не существовало. Но молодой секретарь Московского горкома партии Владимир Ягодкин нашел выход. Объявил «субботник по благоустройству лесопарковой зоны». Собрал крепких комсомольцев, переодел в ватники милиционеров. На пустырь пригнали бульдозеры, машины с саженцами, и «рабочие» стали выгонять творческую публику, сносить выставку – якобы мешает трудиться. Но среди приглашенных оказались иностранные журналисты, дипломаты. А начальник 5-го управления КГБ генерал Бобков, узнав о случившемся, бросил по тревоге свой личный состав… спасать «произведения искусства» и художников.

Поднялся скандал, Глезер и Рабин давали иностранцам интервью, сравнивая бульдозеры с «танками в Праге». Андропов и советское дипломатическое ведомство объяснили Брежневу: сейчас это совершенно некстати. В результате тем же нонконформистам было официально разрешено через 2 недели провести выставку «экспериментального искусства» в Измайловском парке. В ней участвовали уже не 20, а 40 художников, собрались не только приглашенные приятели, а многие тысячи зрителей. Ягодкина вскоре сняли. А художники, получившие такую рекламу на весь мир, стали знаменитостями и благополучно перетекли за границу.

Ну а одним из самых ярких примеров, как Советский Союз завоевывали западные «системы ценностей», служит жвачка. В нашей стране ее традиционно презирали, высмеивали. Считали уродливым и глупым символом капитализма. Но в 1970-х она стала настоящим культом, ее привозили все, кому посчастливилось побывать за границей. Ее даже выклянчивали у иностранцев. 10 марта 1975 г. во дворце спорта «Сокольники» должен был состояться товарищеский матч по хоккею между молодежными командами Канады и СССР. Спонсором канадцев была компания Wrigley, производитель жвачки. Каждому из их команды была выдана 15-килограммовая коробка продукции для рекламной раздачи зрителям.

В СССР об этом, разумеется, не оповещалось, но информация каким-то образом распространилась слухами. Многие покупали билеты на матч юниоров специально ради жвачки. После игры толпы ринулись к выходу, где стоял автобус канадцев. Причем этот выход по чьему-то недосмотру оказался запертым. Возникла давка, погиб 21 человек, 25 пострадало. За халатность и отсутствие мер по поддержанию порядка посадили директора спорткомплекса, его заместителя и начальника районного отделения милиции. Но