– Что-то новенькое на подметале, Триглав, – сказала Адрана.

– Многочисленные метки между нами и другим кораблем?

– Кажется, да.

– Она отправляет в путь свой собственный абордажный отряд. Прекратила стрелять, потому что не хочет разрезать их на ленточки рассеянным огнем из своих же пушек. – Триглав опустил забрало. – Но это не мешает нам дать сдачи, хоть немного. Я проверю, достаточно ли остыли катушки.

И опять что-то забарабанило по корпусу «Монетты», с той стороны, что была обращена к врагу. На этот раз удары звучали легче, не так, как предыдущие залпы рассеянного огня.

– Это собственные орудия абордажной команды, а не те, что на корабле, – сказал Триглав. Я видела только его рот. – Ты все еще видишь Прозор и Хиртшала?

– Они вытащили троих, – сказала я. – Прорезали себе путь через такелаж и, кажется, пробираются обратно к передней части корабля или к воздушному шлюзу.

Все, что мы могли делать, – это наблюдать, как пять фигур в скафандрах, шагая медленно и тяжело, продвигаются обратно к носу «Монетты». Они шли, раскачиваясь, как механические фигурки, у которых почти закончился завод.

– Прозор и Хиртшал уходят из поля зрения, – сказала я. – Остальные трое все еще следуют за ними.

Наши пушки остановились. Триглав со скрипом поднял забрало:

– Нам крышка. Стволы расплавились или закончились снаряды, – может, и то и другое. Ты видишь Трисиль?

– Не уверена. Может, она идет последней?

Он выглянул в иллюминатор:

– Да, это она. Рэк и Жюскерель чуть впереди.

Фигура, по поводу которой я была уверена, что это Хиртшал, резко остановилась, и я, испытав мгновенный прилив глупости, прокляла его за нерешительность. Но потом увидела, что его что-то пронзило насквозь. Тонкая блестящая линия вошла в его правое плечо, вышла из левого бедра, концом вонзилась в корпус, пригвоздив его к месту, как мотылька.

Гарпун.

У оружия, должно быть, имелась бронебойная головка, а входное и выходное отверстия, которые оно проделало в его скафандре, были шире диаметра древка. Дыхаль изливалась гейзером из этих двух дыр, и вместе с дыхалью сыпались блестящие розовые капли, как груз из пробитого трюма.

Прозор пыталась помочь Хиртшалу. Хотела остановить поток дыхали и крови, прижав одну ладонь к его плечу, другую – к бедру, прильнув лицевым щитком к щитку. Но газ вырывался между ее пальцами, как будто насмехаясь над бесплодными усилиями.

– Прозор! – крикнул Триглав. – Все кончено, оставь его! Скорее внутрь, пока эти твари не убили еще кого-то.

Но ни одна сила во Вселенной не сумела бы заставить Прозор повернуться спиной к парусному мастеру. И в конце концов все решили не слова. Гарпун взорвался, превратившись в полосу яркого, как солнце, огня, который прожег Хиртшала насквозь: злобная энергия отыскала каждый стык, каждый шов в броне скафандра. Свет излился из запястий, локтей и коленей, талии и шеи. Лицевой щиток превратился в прикрытый темной решеткой прожектор.

Хиртшал развалился на части. Его шлем уплыл в сторону, затем – руки, туловище и верхняя часть ног. Остались только магнитные ботинки, все еще прикрепленные к корпусу корабля.

– Хиртшал…

Триглав положил руку мне на запястье:

– Лучше поплачь о нем позднее.

– Почему он не взорвался сразу?

– Потому что такой способ – более жестокий, – сказал Триглав.

Ракамор подтолкнул Прозор вперед. Я уже почти потеряла их из виду за изгибом корпуса, когда еще один гарпун настиг Трисиль, пронзив ее голень между коленом и лодыжкой. Трисиль наклонилась, пытаясь вытащить гарпун из ноги. Ракамор и Жюскерель повернули назад, а Прозор махнула им рукой, чтобы шли дальше. Они вернулись к Трисиль и попытались вытащить гарпун из ее скафандра. Он намертво застрял в корпусе корабля.

– Нет, – прошептала я.

Видно было, как они переглядываются. Трисиль замахала обеими руками, отгоняя их прочь. Ракамор сделал нерешительный шаг назад, затем протянул руку. Его кулак сомкнулся вокруг руки Трисиль, а затем он наклонился всем телом – и я поняла, что это не последняя попытка спасения, а капитанское прощание.

Ракамор разжал хватку, но, даже отступив назад, не отвел взгляда от своей коллеги. Затем гарпун вспыхнул, и его яркое сияние, казалось, пронзило весь сапог Трисиль и ее голень. Она замахала руками, и ее пронзенная нога распалась ниже колена, сожранная яростным расплавленным сиянием.

Ракамор попытался схватить ее за руки, но было уже слишком поздно. Трисиль полетела прочь от «Монетты», и обрубок ее ноги все еще дымился.

– Триглав, мне очень жаль…

– Трисиль, – проговорил он. – Трисиль. Моя Трисиль.

Я почувствовала колыхание дыхали и в панике вздрогнула. В корпусе дыра! Но, даже не взглянув на меня, Триглав успокаивающе поднял руку. Его голос был удивительно ровным и спокойным, учитывая, что он только что видел.

– Просто открылся шлюз, чтобы впустить отряд, вернувшийся из шарльера. Обычно мы сперва выравниваем давление как следует.

Долго ждать их возвращения не пришлось. Ракамор уже стягивал шлем с белой макушкой, входя в камбуз. За ним появилась Прозор со шлемом в руках, а следом – Жюскерель с большим деревянным ящиком.

– Казарея и Мэттиса больше нет, – сказал Ракамор, прежде чем кто-то из нас успел выпалить какой-нибудь вопрос. – Они погибли, когда подбили катер.

Хотелось верить, что он ошибся, что оба этих человека все еще дышат, но в глубине души мне было ясно, что Ракамор сказал правду. И я подумала о них обоих, о том, как они были добры ко мне и Адране, и в особенности о Казарее, которого я привыкла считать порядочным человеком, желающим лучшего для всех вокруг, – и вот теперь они ушли, и быстрота, с которой это произошло, была чересчур шокирующей, чтобы все осознать. Не думаю, что до той поры действительно испытывала горе: когда мама умерла, мы обе были маленькими, а ведь некоторые эмоции можно ощутить по-настоящему, лишь когда становишься старше. Но это было не просто горе. Я к тому же разозлилась – отчасти на себя, за то, что не заговорила о своих опасениях раньше.

– Они страдали? – спросила я.

– Нет, – ответил Ракамор. – Единственная милость заключается в том, что все случилось быстро. – Тут он скрипнул зубами и продолжил после паузы, взяв себя в руки: – Боюсь, мы также потеряли Хиртшала и Трисиль, которым такой милости не выпало. Думаю, вы все видели. Триглав… прости. Мы сделали все, что смогли.

– Вы сделали больше, чем должны были, – ответил Триглав.

– Думаешь, это она?

– Если это не «Рассекающая ночь», кэп, то у нее появилась злобная сучка-близнец. Теперь эта дрянь достаточно близко, чтобы ее можно было увидеть. Взгляните сами.

Триглав имел в виду один из экранов, который давали вид через камеру снаружи корабля. Поначалу было трудно понять, на что я смотрю: казалось, кто-то сделал коллаж из всевозможных лоскутов черной ткани, настолько похожих, что невозможно было сказать, где заканчивается один кусок и начинается другой. Но постепенно мои глаза распознали общую форму.