Местные мальчишки нашли его одежду, аккуратно сложенную на камне возле постоянно бурлящего водоворота и омута, и все пришли к выводу, что старик решил покончить со своей нелегкой жизнью.

После исчезновения Ингмара Йон де-факто стал единственным мужчиной в семье.

Инстинкт выживания, без сомнения, является первейшим свойством человеческого существа, скрытно присутствующим в нем на всех этапах взросления, даже если он и реализуется только в самой необходимой пропорции, дабы не утратить стремления к познанию, присущему эволюции. Райли стал наглядным тому примером. С самого раннего возраста он инстинктивно понял, где в этой патриархальной семье его место, и до восьми лет с грехом пополам ухитрялся лавировать, получая умеренное количество затрещин, а, главное, сознавая, что в требовании ни в коем случае не покушаться на животное доминирование отца содержалось нечто примитивное и первозданное. Йон больше всего ненавидел слабость и излишнее подчинение. Следовало вести себя терпеливо, поднимать подбородок, никогда не опускать глаза и одновременно не допускать высокомерия во взгляде, только холодное согласие с принципами Йона Петерсена. Это было сложное и опасное равновесие, малейшее нарушение которого каралось наказанием ремнем или, в лучшем случае, лишением обеда. Но чем старше Райли становился, тем больше понимал, что ставки растут вместе с ним. Отец не прощал ему ничего, и наказания становились все суровее.

Когда исчез дед Ингмар, пришлось пересматривать привычки и систему защиты в доме, тем более что Йон снова стал проводить время дома. Райли горевал об Ингмаре, хотя тот и приходился ему всего лишь дальним родственником: никогда не играл и не смеялся с ним, не проявлял никакой нежности, однако ему случалось брать мальчика на охоту за скунсами, а по весне ловить форель, когда та просыпалась и выходила из укрытий на отмель, и это были чудесные воспоминания. И несмотря на то, что Райли находил скунсов слишком миленькими и не заслуживающими смерти, гордость от того, что он держит в руках карабин и нажимает на спуск, стоила того, чтобы делать вид, что он промазал. К тому же, несмотря на кажущееся безразличие, дед Ингмар всегда знал, как отвлечь внимание Йона, когда тот начинал донимать малыша, и поэтому Райли вряд ли когда-нибудь забудет деда.

Из раннего детства Райли лучше всего запомнил запах, а именно аромат сахарных булочек, которые его мать пекла в печи: он любил на еще дымящуюся булочку положить кусочек масла, смотреть, как оно тает, и тут же глотать ее целиком. Крики, угрозы, удары — все тотчас улетучивалось, когда Джойс доставала маленькие булочки, смазанные жженым сахаром, и ставила их на угол стола. За это чудо мать наверняка навсегда останется ангелом в памяти мальчика.

После исчезновения Ингмара несколько месяцев Йон вел себя как обычно, но однажды вечером, когда он слишком много выпил и, глядя похотливо и злобно на жену, потащил ее в спальню, а Ракель стала у него на пути, он сделал то, на что никогда не решался в присутствии деда: ударил свою тетку. Удар рукой плашмя изумил его так же, как и ее. Когда открывают старый, долго не работавший кран, часто случается, что обратно его уже не закроешь: потрескавшиеся сочленения больше не гарантируют герметичность, ибо известковые отложения, накопившиеся за годы, поддерживали ее, а когда эта пленка разорвалась, дать задний ход уже не получится. Возможно, именно это и произошло в тот раз с Йоном. Вся злость, накопленная против Ракель, внезапно вырвалась наружу, он набросился на нее с кулаками и молотил до тех пор, пока не протрезвел. Гаркнув на жену, чтобы она не смела помогать окровавленной тетке встать, он потащил ее в спальню, где ей предстояли едва ли ни худшие испытания.

В этот вечер Райли дождался, когда из спальни родителей раздался характерный скрип (он знал, что скрип означал по меньшей мере час спокойствия, даже если дерево скрипело всего несколько минут), а потом взял чистую тряпку, намочил ее в холодной воде и пошел прикладывать к распухшему лицу Ракель. Она задрожала, но, приоткрыв один глаз, тот, что не заплыл огромным синим отеком, убедилась, что это всего лишь мальчик. И пока он осторожно стирал кровь с лица Ракель, она схватила его за руку и притянула к себе.

— Райли… милый…

Ему нравилось, когда она его так называла. Отец давно уже называл его Рип, и мальчику это претило, но он не мог об этом сказать. К счастью, противная отцовская привычка со временем исчезла.

— Скоро тебе придется уйти, — ласково проговорила Ракель. — Понимаешь?

Хотя для своих восьми лет Райли соображал довольно быстро, он не был уверен, что правильно ее понял.

— Меня накажут? — спросил он с наивностью ребенка своих лет.

— Бог уже наказал нас, мой ангел. Я не знаю почему…

Струйка крови потекла с ее губ, Райли поспешил ее промокнуть, а тетка продолжала:

— Но Господь решил, что мы должны бесстрашно встретить испытание, посланное нам в лице твоего отца.

— Значит, папа такой же, как святой Петр? И это он решает, кто пойдет в рай?

Ракель сделала попытку улыбнуться.

— Нет, вовсе нет. Слушай, подойди поближе и слушай как следует. Когда ты вырастешь и сможешь оказать сопротивление, уходи. Два петуха не смогут ужиться на одном дворе, твой отец этого никогда не допустит.

— Если так можно все исправить, то, клянусь, я никогда не дотронусь до яиц, которые он ест на завтрак! — с детской непосредственностью воскликнул Райли.

Лицо тетки омрачилось, исчез даже намек на улыбку. Она сильнее прижала его к себе, подтянула так близко, что носы их почти соприкасались.

— Обещай мне, Райли, что будешь осторожен. Не выпускай из виду своего папу, а когда ты поймешь, что пора уходить, поклянись, что ты это сделаешь.

Райли усомнился, что он все хорошо понял, но тем не менее пообещал. В том состоянии, в котором находилась его тетушка, он не мог ей ни в чем отказать и дал обещание, явно превосходившее его разумение.

На следующее утро Йон выставил тетю Ракель за дверь. Он бесстрастно смотрел, как она плакала и умоляла его, потому что у нее ничего не было и идти тоже было некуда. Йон же, швырнув ей в лицо мешок с одеждой, приказал никогда больше не появляться на его земле.

В полном соответствии с логикой, призрак Ингмара обладал большей реальностью при его жизни, нежели после его смерти.

* * *

Отсутствие Ракель быстро обнажило ряд проблем в семье Петерсенов. Старая тетка не имела себе равных во всем, что касалось поддержания хотя бы видимости порядка на ферме. Когда Джойс чувствовала себя настолько подавленной, что не могла даже встать с кровати, та помогала ей: наводила порядок, заведовала хозяйством и работой на огороде, и вдобавок каждую неделю приносила несколько долларов, заработанных уборкой в домах у тех, кто еще не приходил в ужас от мысли впустить в дом женщину из семьи Петерсенов. И вскоре не только воцарился вселенский хаос на ферме, что сильно раздражало Йона, но и снизились доходы семьи.