Франс Донкер сделал вид, что не расслышал. Приняв торжественный вид, он объяснил, что в Аудекерк постоянно что-то происходит, с утра до ночи. Здесь не только служат Господу, здесь не только проходят репетиции хоров, но также устраивают различные культурные мероприятия, открытые для широкой публики, обычно по вечерам или ближе к ночи, и это не только концерты, но также и лекции, чтение стихов и далее в этом роде. Поэтому днем настраивать орган никак невозможно, церковь все время занята.

– Так когда же он настраивал орган? – еще больше удивилась Алиса.

– Ну… – Юный Донкер замялся. Кажется, он сказал: – Уильям садился за орган уже за полночь. Обычно он начинал упражняться не раньше двух или трех часов ночи.

– Значит, он играл в пустой церкви? – уточнила Алиса.

– Ну…

Франс Донкер снова замялся. Джеку стало до смерти скучно, он думал о чем-то совсем другом, но ему показалось, что органист продолжил так:

– Аудекерк – очень большая церковь, она отлично реверберирует. Время реверберации – целых пять секунд. – Тут вундеркинд глянул на Джека и уточнил: – Это время, через которое ты слышишь эхо от сыгранной ноты.

– Угу, – сказал мальчик, ему хотелось спать.

Но юного Донкера было не остановить:

– Любимые баховские сонаты твоего отца писались с расчетом на очень большое пространство. Пространство делает музыку больше…

– Так, забыли, что там пространство делает с музыкой. Ты что, хочешь сказать, что он играл в пустой церкви?

– Ну…

Дальнейшее было непросто понять даже Алисе, не говоря уже о ее четырехлетнем сыне. Если время реверберации внутри Аудекерк равнялось пяти секундам, то сколько требовалось времени, чтобы эхо от баховской драматической музыки – например, от токкаты ре минор – достигло ушей проституток в комнатах на площади Аудекерксплейн, подковой огибавшей церковь? Шесть, семь секунд? Или же шлюхи, как и порядочные люди, слышали ноты ровно через пять секунд?

Разумеется, за стенами церкви орган звучит куда тише, но в два-три часа ночи, когда шум в квартале затихал, холодный зимний воздух разносил звуки органа куда дальше, чем Аудекерксплейн. Те женщины, что работали на самой узкой, самой мерзкой улице Тромпеттерстеег, преотлично слышали, как Уильям Бернс играет своего любимого Генделя или своего любимого Баха. Даже на другой стороне канала, на дальнем конце Аудезейдс-Фоорбургвал, проститутки, что стояли на улице, могли слышать Уильяма без малейших проблем.

– В такое время большинство старых проституток собираются домой, их рабочая ночь закончена, – выдавил из себя, дрожа, Франс Донкер, словно опасаясь, как бы часть его рассказа не затронула темы, о которых Алиса говорила «не надо при Джеке». Донкер-то не знал, что Джек думает, будто проститутки просто-напросто неутомимые советчицы для стеснительных мужчин и просвещают сих несчастных на предмет тайн женской души.

В те времена в квартале работало много пожилых проституток, иным было за пятьдесят, и большинство – как раз в комнатах на первых этажах домов вокруг Аудекерк. Наверное, их музыка трогала глубже, чем юных коллег, хотя Донкер и признал, что иные молодые проститутки тоже делались на ночь или две почитательницами Баха и Генделя.

– То есть ты хочешь сказать, что проститутки приходили его слушать? – спросила Алиса.

Франс нервно заерзал на скамье у мануала, сдвинулся сначала к левому краю, потом к правому. Ага, вот снова этот странный запах пудры, подумал Джек.

Еще много лет спустя запах пудры будет напоминать Джеку о проститутках, он будет видеть, словно наяву, этих усталых женщин, как они снимают грим и вешают рабочую одежду в шкафы. Когда они шли домой, на них не было никаких шпилек, никаких мини-юбок – да и на работу они приходили без них. По улицам они ходили в джинсах или широких брюках, туфли и ботинки носили частенько вовсе без каблуков, на голове – шерстяные шапки, а в качестве верхней одежды – теплые пальто. Они совсем не походили на проституток, только вот ведь какая штука – какие еще женщины в два-три часа ночи ходят по улицам в одиночестве?

Так что же за тайна такая крылась в органной музыке, что сии труженицы задерживались в квартале на час, а то и на два? Франс Донкер сказал, что по ночам в церкви всегда сидела дюжина-другая женщин, и многие оставались, пока Уильям не заканчивал играть, то есть порой до четырех-пяти утра, к этому времени в Аудекерк стояла ледяная стужа.

Итак, Уильям Бернс нашел свою аудиторию – он играл для проституток!

– Они были ему очень благодарны, – продолжил вундеркинд таким безапелляционным тоном, каким говорят только вундеркинды и сумасшедшие. – Я иногда и сам вставал в это время, чтобы послушать его. И каждый раз заставал в церкви все больше женщин. Он великолепен, Уильяма ночью разбуди – он помнит всего Баха и Генделя наизусть.

– Я же сказала, к черту музыку, рассказывай, что у вас тут происходило, – оборвала его Алиса.

– Кажется, одна из слушательниц пригласила его к себе в гости, правду сказать, таких было несколько.

Но то ли этого на самом деле не было, то ли дело было отнюдь не только в этом, мы точно никогда не узнаем, ведь тут Джека опять отвлек запах пудры.

Администрация Аудекерк, кажется, решила, что такое положение вещей не очень-то ее устраивает – и то, что Уильям играет для проституток, и то, что он с ними поддерживает близкие отношения. Все-таки Аудекерк – церковь. Кажется, его уволили или что-то в этом роде. И тогда проститутки – по крайней мере, старые – подняли шум. Было что-то вроде общественного протеста, но в Амстердаме это обычное дело, демонстрации чуть не каждый день, Алиса и Джек видели из «Краснапольски» не одну такую процессию. Это же были годы хиппи, Алиса то и дело татуировала то пацифики,[8]то этот дурацкий лозунг Make love not war[9]– разумеется, в области гениталий, как у девушек, так и у юношей. Несколько демонстраций было против вьетнамской войны.

Наверное, проститутки из квартала красных фонарей встали на сторону Уильяма, он был для них своим.

– Они видели в нем художника, подвергающегося гонениям, – сказал Франс Донкер. – Многие из них, знаете ли, полагают, что они и сами такие.

Услышав вопрос, а где Уильям нынче, юный гений посмотрел не на Алису, а на Джека и сказал:

– Это не ко мне, спросите у проституток. Я бы начал с тех, что постарше.

Мама знала, к кому ей обратиться, и все это были пожилые проститутки, те самые, что не скрывали своего недружелюбного отношения к Алисе.

– Спасибо, вы уделили нам много времени, – сказала Алиса юному органисту, встала со скамьи и протянула руку Джеку.